Казанова Джованни, каталог книг

Джакомо Джироламо Казанова [* 1]  (итал. Giacomo Girolamo Casanova), шевалье де Сенгальт [* 2]  (2 апреля 1725, Венеция — 4 июня 1798,Духцов, Чехия) — известный итальянский авантюрист, путешественник и писатель. Его автобиография «История моей жизни» (фр. Histoire de ma vie) считается одним из самых достоверных источников, повествующих об обычаях и нормах европейской общественной жизни XVIII столетия.

Он настолько прославился своими многочисленными любовными похождениями, что само его имя стало нарицательным и используется теперь в значении женский обольститель. Казанова общался с европейскими монархами, папами, кардиналами и такими выдающимися деятелями как Вольтер, Моцарт и Гёте. Свои последние годы он провёл в Богемии, будучи библиотекарем в замке графа Вальдштейна; именно там он и написал историю своей жизни.Джакомо Джироламо Казанова родился в Венеции на Пасху 2 апреля 1725 года в доме на улице делла Коммедиа (в наст.время ул.Малипьеро), неподалеку от церкви св.Самуила, где и был крещен. Он был первенцем в семье актёра и танцовщика Гаэтано Джузеппе Казановы и актрисы Дзанетты Фарусси. У него было пятеро братьев и сестёр: Франческо Джузеппе (1727—1803), Джованни Баттиста (1730—1795), Фаустина Маддалена (1731—1736), Мария Маддалена Антония Стелла (1732—1800) и Гаэтано Алвизо (1734—1783). В то время Венецианская республика считалась европейской «столицей наслаждений», поскольку её правители, будучи политическими и религиозными консерваторами, всё же были терпимы к общественным порокам и поощряли туризм. Венеция считалась обязательным местом посещения в Гран-туре, совершавшемся молодыми аристократами, особенно англичанами. Знаменитый Карнавал, игорные дома и прекрасные куртизанки обладали большой притягательной силой. Эта обстановка взрастила Казанову и сделала его одним из самых знаменитых венецианцев XVIII века.

Церковь святого Самуила, Венеция

В детские годы Казанову воспитывала его бабка, Марция Балдиссера, в то время как мать гастролировала с театром по Европе. Отец умер, когда Джакомо было восемь лет. Будучи ребёнком, Казанова страдал от носовых кровотечений, и Марция обратилась за помощью к ведьме: «Оставив гондолу, мы вошли в сарай, где обнаружили старую женщину, сидящую на соломенном тюфяке с чёрной кошкой на руках, вокруг неё было ещё пять или шесть кошек» [1] . Хотя применённая ею мазь оказалась недейственной, Казанова был восхищён таинством колдовства [2] . Возможно, для излечения кровотечений, причиной которых, по мнению докторов, была повышенная плотность воздуха Венеции, на свой девятый день рождения Джакомо был послан в пансион, располагавшийся в Падуе, на большем удалении от побережья. Это событие стало горьким воспоминанием для Казановы, который воспринял его как пренебрежение к себе со стороны родителей. «Так они от меня избавились»,— сетует он [3] .

Условия содержания в пансионе были ужасными, поэтому мальчик попросил отдать его на попечение аббата Гоцци, своего первого учителя, обучавшего его наукам и игре на скрипке. В 1734 году Джакомо переехал к священнику и проживал с ним и его семьёй по 1737 год [4] . Дом Гоцци стал местом, где Казанова в возрасте одиннадцати лет имел первый контакт с противоположным полом, когда Беттина, младшая сестра Гоцци, ласкалась с ним: Беттина была «красивой, веселой, увлечённой чтением романов… Девушка мне сразу понравилась, хотя я не совсем понимал, почему. Именно она постепенно разожгла в моём сердце первые искры того чувства, которое потом стало моей главной страстью» [5] . Позднее Беттина вышла замуж, но Казанова на всю жизнь сохранил привязанность к ней и семье Гоцци [6] .

Казанова рано проявил острый и пытливый ум, гигантскую тягу к знаниям. В ноябре 1737 года, когда ему было всего двенадцать лет, он поступил в Падуанский университет и окончил его в семнадцать лет, в июне 1742 года, получив учёную степень юриста, «к которой… ощущал непреодолимое отвращение» [7] . Его попечитель надеялся, что он станет церковным юристом [8] . Казанова также изучал этику, химию, математику, и, кроме того, проявил неподдельный интерес к медицине: «Лучше бы мне позволили сделать то, что я хотел, и стать врачом, для которого профессиональное шарлатанство еще более пригодно, чем в юридической практике» [7] . Он часто назначал свои собственные лекарства себе и своим друзьям [9] . Во время учебы Казанова начал играть на деньги и быстро оказался в долгах, вследствие чего был вызван в Венецию, где имел нелицеприятную беседу со своей бабушкой; но привычка к игре крепко в нём укоренилась.

По возвращении в Венецию Казанова начал карьеру церковного юриста, работая у адвоката Мандзони, а после принятия пострига он был посвящён в послушники Патриархом Венеции (январь 1741 года) [4] . Продолжая свои университетские занятия, он совершал поездки в Падую и обратно. К тому времени он уже стал настоящим щёголем: был высоким и смуглым, с черными глазами, с припудренными, надушенными и тщательно завитыми длинными черными волосами [10] . Он быстро обзавёлся покровителем (что он делал на протяжении всей своей жизни), 76-летним венецианским сенатором Алвизо Гаспаро Малипьеро, владельцем Палаццо Малипьеро (рядом с домом Казановы в Венеции) [11] . Малипьеро, который вращался в высших кругах, научил Казанову тому, как вести себя в обществе и разбираться в хорошей пище и вине. Но когда Казанова был уличён во флирте с актрисой Терезой Имер, которую хотел соблазнить сам Малипьеро, последний выгнал обоих из своего дома [6] . Растущая любознательность Казановы в отношении женщин привела его к первому сексуальному опыту с двумя сёстрами, Нанеттой и Марией Саворьян, четырнадцати и шестнадцати лет, которые были дальними родственниками семьи Гримани. Казанова заявлял, что его жизненное призвание окончательно определилось после того первого опыта [12] .

Скандалы омрачили короткую карьеру Казановы в церкви. После смерти своей бабки (18 марта 1743 года) Казанова ненадолго поступил в семинарию св. Киприана в Мурано, но уже в апреле 1743 года долги привели его в тюрьму (впервые), в форт св. Андрея. Мать попыталась обеспечить ему место при епископе Бернардо де Бернардис, но Казанова отверг это предложение почти сразу же после посещения Калабрийской епархии [13] . Вместо этого он нашёл себе место секретаря влиятельного кардинала Аквавива д’Арагона Тройяно Франсиско в Риме (январь 1744 года). На встрече с папой Казанова дерзко попросил у него разрешения читать «запрещенные книги» и быть освобождённым от требования есть рыбу в пост (по его заявлению, такая пища вызывала у него воспаление глаз). Он также составлял любовные письма для другого кардинала. Но когда Казанова стал «козлом отпущения» в скандале, в котором была замешана пара несчастных любовников, кардинал Аквавива уволил Казанову, поблагодарив за благодеяние, но тем самым навсегда прервав его церковную карьеру [14] .

В поисках новой сферы деятельности Казанова купил патент офицера Венецианской республики. Прежде всего он позаботился о том, чтобы выглядеть подобающе:

Понимая, что теперь я навряд ли преуспею на поприще церкви, я решил примерить на себя одежду солдата... Я затребовал хорошего портного... он принёс мне всё, в чём я нуждался, чтобы стать воплощённым последователем Марса... Моя униформа была белого цвета, с синим передом и серебряными с золотом эполетами... Я купил длинную саблю, и со своей изящной тростью в руке, в нарядной шляпе с чёрной кокардой, с бакенбардами и накладным хвостом вознамерился впечатлить весь город [15]

В августе 1744 года он примкнул к офицерам венецианского полка острова Корфу, откуда совершил непродолжительную поездку в Константинополь [16] , якобы с целью доставить туда письмо от своего прежнего хозяина кардинала [17] . Он нашёл свое продвижение по службе слишком медленным, обязанности скучными, и умудрился потратить большую часть жалования, играя в фараон. В октябре 1745 года Казанова прервал свою военную карьеру и вернулся в Венецию.

В возрасте двадцати одного года он решил стать профессиональным игроком, но, проиграв все деньги, оставшиеся от продажи офицерской должности, в поисках работы обратился за помощью к своему старому благодетелю Алвизо Гримани. Казанова начинает свою «третью карьеру», уже в театре Сан-Самуэле [en] , в качестве скрипача, «прислужника высочайшего искусства, которым восхищаются те, кто преуспел, и которого презирают посредственности». Он вспоминал: «Моё занятие не было благородным, но меня это не заботило. Называя всё предрассудками, я вскоре приобрёл все привычки моих опустившихся коллег-музыкантов» [18] . Он и некоторые из его коллег «часто проводили… ночи, буяня в разных кварталах города, выдумывая самые скандальные розыгрыши и исполняя их… развлекались, отвязывая пришвартованные у частных домов гондолы, которые потом уносило течением». Они также посылали по ложным вызовам повивальных бабок и врачей [19] .

Фортуна вновь улыбнулась Казанове, недовольному своей участью музыканта, после того как он спас жизнь венецианскому сенатору Джованни ди Маттео Брагадину, которого хватил удар, когда он возвращался со свадебного бала в одной гондоле с Казановой. Они немедленно остановились, чтобы сделать сенатору кровопускание. Затем, уже во дворце сенатора, врач повторно сделал кровопускание и наложил на грудь больному ртутную мазь (в то время ртуть, несмотря на токсичные свойства, считалась универсальным лекарством). Это привело к возникновению сильной лихорадки, и Брагадин стал задыхаться из-за вздувшейся трахеи. Уже был призван священник, так как смерть казалась неизбежной. Однако Казанова взял инициативу в свои руки, изменив ход лечения, и приказав, вопреки протестам присутствовавшего доктора, удалить ртутную мазь с груди сенатора и обмыть её холодной водой. Сенатор оправился от болезни благодаря отдыху и здоровой пище [20] . Поскольку в молодом возрасте Джакомо владел медицинскими знаниями, сенатор и двое его друзей решили, что такой мудрый не по годам юноша должен получить оккультные знания (все трое были каббалистами). Cенатор усыновил Казанову и стал его пожизненным покровителем [21] .

Казанова писал в своих мемуарах:

Я принял самый похвальный, благородный и единственно естественный способ жизни. Я решил поставить себя в такое положение, при котором мне не нужно будет лишать себя предметов первой необходимости. А о том, что именно было мне необходимо, никто не мог судить лучше чем я... Никто в Венеции не мог понять, как может существовать тесная связь между мной и тремя уважаемыми людьми: они, такие возвышенные, и я, такой приземлённый, они, самые строгие в своей морали, и я, ведущий распутный образ жизни [22] .

Последующие три года (с декабря 1745) Казанова провёл под покровительством сенатора, формально числясь его референтом. Он жил как дворянин, великолепно одевался и, что было естественным для него, проводил большую часть своего времени за азартными играми и аморальными поступками [23] . Его патрон был чрезмерно терпимым, но предупреждал Джакомо, что в конце концов придёт расплата за такую распущенность; но тот только «подшучивал над его ужасными пророчествами, не изменяя своего образа жизни». Однако приёмному сыну сенатора всё-таки пришлось покинуть Венецию из-за ещё больших скандалов. Казанова решил отомстить своему недругу, разыграв его, и для этого выкопал труп недавно похороненного человека — но жертву розыгрыша неизлечимо парализовало. В другом случае одна девица обманом обвинила его в изнасиловании и обратилась к властям [24] . Позже Казанова был оправдан из-за отсутствия доказательств его вины, но к тому времени он уже сбежал из Венеции: ему инкриминировались воровство, богохульство и чернокнижие (январь 1749 г.).

Удалясь в Парму, Казанова завязал трёхмесячный роман с француженкой, которую он называл «Генриеттой». По-видимому, это была самая сильная любовь, которую он когда-либо испытывал: эта дама соединяла в себе красоту, ум, хорошее воспитание. По его словам «те, кто верит, что женщина не может сделать мужчину счастливым все двадцать четыре часа в сутки, никогда не знали Генриетту. Радость, наполнявшая мою душу, была значительно большей днём, когда я разговаривал с ней, нежели ночью, когда она была в моих объятьях. Будучи очень начитанной и обладая врождённым вкусом, Генриетта правильно судила обо всем» [25] . Она так же проницательно судила и о Казанове. Известный исследователь Казановы Дж. Райвз Чайлдз писал:

Вероятно, ни одна женщина так не захватила Казанову как Генриетта; немногие женщины обладали таким глубоким пониманием его. Она проникла внутрь его внешней оболочки в самом начале их связи, сопротивляясь соблазну объединить свою судьбу с его. Она разгадала его переменчивую натуру, отсутствие благородного происхождения и ненадёжность его финансов. Перед отъездом она сунула в его карман пятьсот луидоров, знак ее оценки Казановы [26] .

Портрет Казановы, написанный венецианским живописцем Алессандро Лонги

Весь 1749 год Казанова провёл в странствиях по Италии (Милан, Мантуя, Чезена, Парма). В унынии и отчаянии он возвратился в Венецианскую республику, но, выиграв в карты большой куш, ожил духом и отправился в Гран-тур, достигнув Парижа в 1750 году [27] . По пути, следуя от одного города к другому, он ввязывался в амурные приключения, напоминающие оперные сюжеты [28] . В Лионе он стал членоммасонского общества, привлекшего его своими тайными ритуалами. Общество притягивало к себе людей, обладавших интеллектом и влиянием, что впоследствии оказалось весьма полезным для Казановы: он получил ценные контакты и доступ к скрытым знаниям [29] . Он также присоединился к Ордену Розы и Креста.

Казанова пробыл в Париже два года, большую часть времени проводя в театре и выучив французский язык. Он завязал знакомства с представителями парижской аристократии. Но вскоре его многочисленные любовные связи были замечены полицией (подобно тому, как это было почти в каждом из посещённых им городов) [30] .

Казанова перевёл трагедию Каюзака «Зороастр» с французского на итальянский, и в феврале 1752-го года её поставили в Королевском театреДрездена (итальянская труппа). В Дрездене он повстречался со своей матерью, братом и сестрой [31] . С осени 1752 г. по май 1753 г. Джакомо путешествовал по Германии и Австрии. В это время он сочинил собственные комедии «Фессалийки, или Арлекин на шабаше» и «Молюккеида» (в трех актах, ныне утеряна). Последняя была сыграна в Королевском театре Дрездена 22 февраля 1753 года и хорошо принята публикой. Более строгая моральная атмосфера Вены и Праги пришлась ему не по нраву. В 1753 году он вернулся в Венецию, где возобновил свои выходки, чем нажил себе немало врагов и привлёк внимание инквизиции. Его полицейское досье превратилось в растущий список богохульств, соблазнений, драк и ссор в общественных местах [32] . Государственный шпион Джованни Мануччи был привлечён к тому, чтобы разузнать об отношении Казановы к каббализму, его причастности к масонству и наличии запрещённых книг в его библиотеке [33] . Сенатор Брагадин, сам будучи бывшим инквизитором, настоятельно посоветовал своему приёмному сыну немедленно уехать, чтобы избежать самых серьёзных последствий [34] .

На следующий день, 26 июля 1755 года (в возрасте тридцати лет) Казанова был арестован: «Трибунал, узнав о серьезных преступлениях, совершенных Дж. Казановой публично против святой веры, постановил арестовать его и поместить в Пьомби [it]  („Свинцовую тюрьму“)» [35] [36] . Эта тюрьма состояла из семи камер на верхнем этаже восточного крыла Дворца дожей и была предназначена для заключённых высокого положения и политических преступников. Своё название она получила по свинцовым плитам, покрывавшим крышу дворца. Казанова был без суда приговорён к пяти годам заключения в этой тюрьме, из которой ещё не разу не было ни одного побега [37] . Согласно мемуарам Казановы, существенным доказательством его вины было то, что у него обнаружили книгу Зогар («Зекор-бен») и другие книги по магии [38] .

Он находился в одиночном заключении, имея при себе одежду, тюфяк, стол и кресло, в «наихудшей из всех камер» [39] , где ужасно страдал от темноты, летнего зноя и «миллионов блох». Вскоре он был помещён к другим заключённым, и после пяти месяцев и личного прошения графа Брагадина ему выдали тёплую зимнюю постель и ежемесячное пособие на приобретение книг и хорошей еды. Во время прогулок по тюремному двору он нашёл кусок чёрного мрамора и железный прут, которые смог пронести в свою камеру. Он спрятал прут внутри кресла. Временно находясь без сокамерников, Казанова в течение двух недель затачивал этот прут на камне и превратил его в пику (эспонтон). Затем он начал долбить деревянный пол под своей кроватью, зная, что его камера находилась прямо над кабинетом Инквизитора [40] . Казанова задумал побег во время карнавала, когда никого из служащих не должно было быть в кабинете под ним. Но всего за три дня до намеченного срока, несмотря на его протесты и заверения в том, что он был совершенно счастлив там, где находился всё это время, Казанова был переведён в большую по размерам светлую камеру с окном. Вот что он написал позднее о том, как чувствовал себя при этом: «Я сидел в креслах, словно поражённый громом, и недвижимый как статуя, понимая, что все мои труды пошли прахом, но раскаиваться мне не в чем. У меня отняли надежду, и я не мог доставить себе иного облегчения, кроме как не думать о том, что со мною станется дальше» [41] .

Преодолев своё отчаяние, Казанова разработал новый план побега. Он подговорил помочь ему заключённого из соседней камеры, отца Бальби — священника-отступника. Пика, принесённая в новую камеру вместе с креслом, была передана священнику внутри Библии, которую пронёс в большом блюде пасты одураченный тюремщик. Отец Бальби проделал проём в потолке своей камеры, выбрался наверх и сделал дыру в потолке камеры Казановы. Для нейтрализации своего нового сокамерника-шпиона Казанова воспользовался его суевериями и тем самым принудил его к молчанию [42] . Когда Бальби проделал отверстие в потолке его камеры, Казанова выбрался через него, оставив записку с цитатой из 117-го Псалма (по Вульгате): «Не умру, но буду жить и возвещать дела Господни» [43] .

Шпион остался внутри, слишком напуганный последствиями в случае, если он будет пойман вместе с остальными. Казанова и Бальби выбрались через свинцовые плиты на крышу дворца Дожей, окутанную густым туманом. Поскольку крыша располагалась слишком высоко над ближайшим каналом, беглецы проникли в здание через слуховое окно, разломав решётку над ним и разбив его. На крыше они нашли длинную лестницу, и с помощью верёвки, которую Казанова заранее свил из простыни, спустились в комнату, пол которой находился в семи с половиной метрах под ними. Здесь они отдохнули до следующего утра, а затем переоделись, взломали замок на выходной двери, прошли мимо галерей и комнат по коридору дворца и спустились по ступеням. Внизу они убедили стража в том, что их по ошибке закрыли во дворце после окончания рабочего дня, и вышли через последнюю дверь. Было шесть часов утра 1 ноября 1756 года, когда они, взяв гондолу, уплыли на материк [44] . В конце концов Казанова прибыл в Париж. Это случилось 5 января 1757 года, в тот самый день, когда Робер-Франсуа Дамьен совершил неудачное покушение на Людовика XV [45] . Позже Казанова увидел и описал жестокую казнь злоумышленника [46] .

Скептики спорят, что побег Казановы был невероятен, и что он получил свободу подкупом при помощи своего покровителя. Однако в государственных архивах сохранились некоторые подтверждения рассказу авантюриста, в том числе, сведения о ремонте потолка камер. Спустя тридцать лет, в 1787 году, Казанова написал «Историю моего побега», получившую большую популярность и переведённую на многие языки. Описание этого события он повторил и в своих мемуарах. Характерно суждение Казановы об этом подвиге:

Так Господь готовил мне всё необходимое для побега, каковой должен был стать если не чудом, то событием, достойным удивления. Признаюсь, я горд, что бежал; но гордость моя происходит не от того, что мне удалось это сделать – здесь большая доля везения, но от того, что я счёл это осуществимым и имел мужество привести свой замысел в исполнение [40] .

Он знал, что его пребывание в Париже может затянуться, и поэтому стал действовать сообразно обстоятельствам: «Я видел: чтоб преуспеть, должно мне поставить на кон все свои дарования, физические и духовные, свести знакомство с людьми сановными и влиятельными, всегда владеть собой, перенимать мнения тех, кому, как я увижу, надобно будет понравиться» [47] . Казанова стал зрелым человеком, и на этот раз в Париже он был уже более расчётливым и осторожным, хотя временами всё ещё полагался на свои решительные действия и быстроту мышления. Его первой задачей было найти нового покровителя. Таковым стал его старый друг де Берни, теперь уже министр иностранных дел Франции. Де Берни посоветовал Казанове найти способы изыскания денег для государства, чтобы быстро преуспеть. Очень скоро Джакомо стал одним из распорядителей первой государственной лотереи и лучшим продавцом её билетов (первый тираж лотереи состоялся 18 апреля 1758). Это предприятие незамедлительно принесло ему существенную выгоду [48] . Имея деньги, он стал вхожим в высший свет и завязал новые романы. Своим оккультизмом он одурачил многих знатных господ, в особенности маркизу Жанну д’Юрфе: прекрасная память позволила ему представиться знатоком нумерологии. С точки зрения Казановы «обман дурака является делом, достойным умного человека» [49] .

Казанова объявил себя розенкрейцером и алхимиком, что снискало ему популярность среди наиболее выдающихся фигур того времени, включая маркизу де Помпадур, графа Сен-Жермена, Даламбера и Жан-Жака Руссо. Алхимия, и в особенности поиски философского камня, были настолько популярными среди аристократии, что спрос на Казанову с его пресловутым знанием был велик, и он неплохо заработал на этом [50] . Однако он встретил конкурента в лице графа Сен-Жермена: «Этот необычный человек, прирожденный обманщик, безо всякого стеснения, как о чём-то само собою разумеющемся, говорил, что ему триста лет, и он владеет панацеей от всех болезней, что у природы нет от него тайн, и он умеет плавить бриллианты и из десяти — двенадцати маленьких сделать один большой, того же веса и притом чистейшей воды» [51] .

Де Берни решил послать Казанову в Дюнкерк со шпионской миссией (август-сентябрь 1757). Джакомо хорошо заплатили за его недолгую работу, которая подвигла его впоследствии высказать одно из немногих замечаний против старого режима и класса, от которого зависело его собственное благополучие. Оглядываясь на прошлое, он заметил: «Все французские министры одинаковы. Они расточали деньги, добытые из чужих карманов, чтобы обогатиться самим, и власть их была безграничной: люди из низших классов считались за ничто, и неизбежными результатами этого явились долги государства и расстройство финансов. Революция была необходима» [52] .

С началом Семилетней войны к Джакомо снова обратились за помощью в пополнении казны. Ему была доверена миссия по продаже государственных облигаций в Амстердаме, поскольку Голландия в то время была финансовым центром Европы [53] . Он сумел продать облигации со скидкой всего лишь в восемь процентов (октябрь-декабрь 1758) [54] , и его заработок позволил ему основать на следующий год шёлковую мануфактуру [55] . Французское правительство даже пообещало ему титул и пенсию в том случае, если он примет французское гражданство и станет работать на министерство финансов, но Казанова отклонил это лестное предложение — возможно, потому, что это помешало бы его страсти к путешествиям [56] . Казанова достиг апогея своей судьбы, но не смог на нём удержаться. Он плохо управлял своим бизнесом, влез в долги, пытаясь его спасти, и потратил большую часть своего состояния на беспрерывные связи с работницами своей мануфактуры, которых он называл своим «гаремом» [57] .

За долги Казанова был снова арестован и на этот раз заключён в тюрьму Форлевек [fr] , но был освобожден из неё спустя четыре дня благодаря заступничеству маркизы д’Юрфе. К несчастью Джакомо, его покровитель де Берни к тому времени был уволен Людовиком XV, и враги Казановы стали преследовать его. Стремясь отдалиться от этих неприятностей, авантюрист продал остатки своего имущества и добился своей второй отсылки со шпионскими целями в Голландию, куда и отбыл 1 декабря 1759 года [58] .

Однако на этот раз его миссия провалилась, и он бежал в Кёльн, а затем (весной 1760 года) в Штутгарт, где удача окончательно отвернулась от него. Он был вновь арестован за долги, но смог сбежать в Швейцарию. Устав от своей распутной жизни, Казанова посетил монастырь в Айнзидельне, где задумался о возможности изменить свою долю и стать скромным высокообразованным монахом. Он вернулся в гостиницу, чтобы поразмышлять о своих намерениях, но там встретил новый объект вожделения, и все его благие помыслы о монашеской жизни тотчас улетучились, уступив место привычным инстинктам [59] . Продолжив странствия, он посетил Альбрехта фон Галлера [60]  и Вольтера [61]  (последнего дважды), затем побывал в Марселе, Генуе, Флоренции, Риме, Неаполе, Модене и Турине, затевая по пути любовные авантюры [62] .

В 1760 году Казанова начинает называть себя «шевалье де Сенгальт» [* 3] , коим именем будет всё чаще пользоваться до конца жизни. Иногда он представлялся графом де Фарусси (по девичьей фамилии матери), а с тех пор как папа Климент XIII наградил его орденом Золотой шпоры и званием папского протонотария, на его груди красовался впечатляющего вида крест на ленте [63] .

В 1762 году, вернувшись в Париж, он затеял свою самую возмутительную аферу — убедить свою старую жертву маркизу д’Юрфе в том, что он сможет при помощи оккультных сил превратить её в юношу. Однако этот план не принёс Казанове ожидаемой прибыли, а маркиза д’Юрфе окончательно разуверилась в нём [64] [65] .

В июне 1763 года Казанова отправился в Англию, надеясь продать её властям идею государственной лотереи. Об англичанах он пишет так: «эти люди имеют особенное свойство, присущее всей нации, которое заставляет их считать себя превыше всех остальных. Эта вера является общей для всех наций, каждая из которых считает себя наилучшей. И все они правы» [66] . Опираясь на свои связи и потратив большую часть драгоценностей, украденных им у маркизы д’Юрфе, он добился аудиенции у короля Георга III. «Обрабатывая» политических деятелей, Казанова, как обычно, не забывал и об амурных похождениях. Не говоря как следует по-английски, но желая найти женщин для своих удовольствий, он поместил в газету объявление о том, что «порядочный человек» снимет квартиру. Он опросил многих молодых женщин, пока не остановился на «госпоже Полине», которая его устроила. Вскоре Казанова поселился в её квартире и соблазнил хозяйку. Многочисленные интимные связи наградили его венерическим заболеванием, и в марте 1764 года, будучи обвинённым в мошенничестве, Джакомо, разорённый и больной, покинул Англию [67] [68] .

Казанова уехал в Бельгию, где оправился от болезни и пришёл в себя. В последующие три года он странствовал по Европе, проехав около 4500 миль в карете по плохим дорогам и добравшись до Москвы и Санкт-Петербурга (в среднем карета могла преодолевать до 30 миль в сутки). И вновь его главной целью было продать свою схему лотереи правительствам других стран, повторив тот большой успех, который эта затея имела во Франции. Но встреча с Фридрихом Великим (август 1764 г.) ничего ему не принесла [69] , так же как и посещение других немецких земель. В 1765 году полезные знакомства и уверенность в успехе задуманного привели Казанову в Россию, к Екатерине Великой, но императрица категорически отклонила идею лотереи [70] .

В 1766 г. его изгнали из Варшавы после дуэли на пистолетах (5 марта 1766 г.) с полковником графом Браницким из-за итальянской актрисы, которая была приятельницей обоих. Оба дуэлянта были ранены, Казанова — в левую руку. Рука зажила сама после того, как Казанова отверг рекомендации докторов ампутировать её [71] . Куда бы он ни приезжал, ему так и не удавалось найти покупателя своей лотереи. В 1767 году его заставили покинуть Вену (за шулерство). В том же году, возвратившись на несколько месяцев в Париж, он ударился в азартные игры, но и эта поездка закончилась плачевно: в ноябре он был изгнан из Франции личным приказом Людовика XV (главным образом, из-за его аферы с маркизой д’Юрфе [72] . Теперь, когда дурная слава о его безрассудном поведении прошла по Европе, ему уже сложно было преодолеть её и добиться успеха. Поэтому он направился в Испанию, где о нём почти не знали. Он попробовал применить свой обычный подход, полагаясь на свои знакомства (в основном, среди масонов), выпивая и обедая с высокопоставленными лицами и в конце концов пытаясь получить аудиенцию у монарха, в данном случае, у короля Карла III. Но так ничего и не добившись, он был вынужден безуспешно колесить по Испании (1768). ВБарселоне его едва не убили, и он оказался в тюрьме на шесть недель. Там он написал «Опровержение „Истории Венецианского государства“ Амело де ла Уссе». Потерпев неудачу в своем испанском турне, он возвращается во Францию, а затем и в Италию (1769) [73] .

Предположительный портрет Джакомо Казановы, приписывается Франческо Наричи

Казанова жил в нескольких городах Италии. Он вспоминал: «В начале апреля 1770 года я задумал попытать счастья и отправиться вЛиворно, чтобы предложить свои услуги графу Алексею Орлову, командовавшему эскадрой, которая направлялась в Константинополь» [74] . Но граф Орлов отказался от его помощи, и Джакомо уехал в Рим.

В Риме Казанова должен был подготовить своё возвращение в Венецию. Ожидая, пока его сторонники добудут для него разрешение на въезд, Казанова начал переводить на итальянский язык «Илиаду», писать книгу «История смуты в Польше» и комедию. Его принимают в литературных академиях — Аркадианской [en]  и Accademia degli Infecondi [it]  (1771). В декабре 1771 года его выслали во Флоренцию, откуда он перебрался в Триест. Чтобы снискать расположение венецианских властей, Казанова занялся коммерческим шпионажем в их пользу. Однако, выждав несколько месяцев, но так и не получив разрешения на въезд, он написал напрямую инквизиторам. Наконец, долгожданное разрешение было прислано, и, разрыдавшись от волнения, Джакомо прочёл: «Мы, государственные инквизиторы, по известным нам причинам даём Джакомо Казанове свободу … наделяя его правом приезжать, уезжать, останавливаться и возвращаться, иметь связи где ему будет угодно без разрешения и помех. Такова наша воля». Казанове было позволено вернуться в Венецию в сентябре 1774 года, после восемнадцати лет изгнания [75] .

Поначалу он был сердечно принят и стал знаменитостью. Даже инквизиторы пожелали узнать, как ему удалось сбежать из их тюрьмы. Из трёх его покровителей только Дандоло был ещё жив, и Казанова был приглашён поселиться у него. Он получал небольшое пособие от Дандоло и надеялся жить продажей своих сочинений, но этого оказалось недостаточно. И он скрепя сердце продолжил заниматься шпионажем в пользу правительства Венеции. Его доклады оплачивались сдельно и касались вопросов религии, морали и коммерции; по большей части они основывались на слухах и сплетнях, полученных от знакомых [76] . Он был разочарован, поскольку не видел для себя заманчивых финансовых перспектив, и для него были открыты лишь немногие двери — так же, как и в прошлом.

Когда Джакомо исполнилось сорок девять, в его облике проявились черты, говорящие о годах безрассудной жизни и тысячах пройденных им миль. Оспины, ввалившиеся щёки и крючковатый нос становились всё более заметными. Его развязные манеры стали более сдержанными. Князь Шарль-Жозеф де Линь, друг Казановы (и дядя его будущего работодателя), так описал его в период около 1784 г.:

Он выглядел бы хорошо, не будь он уродлив; он высок и сложен как Геркулес, но смуглостью напоминает африканца; глаза полны жизни и огня, но при этом болезненные, недоверчивые, злобные — это придает ему свирепый вид. Легче привести его в ярость, нежели развлечь его. Сам он смеётся мало, но смешит других… Его манера говорить напоминает мне Арлекина или Фигаро и делает его речи остроумными [77] .

Венеция изменилась для Казановы. Теперь у него было мало денег для азартных игр, мало стоящих женщин, желающих его, мало знакомых, чтобы оживлять его скучные дни. До него дошли известия о смерти матери (в Дрездене в ноябре 1776 года). Ещё более горькие чувства он испытал, когда навестил умирающую Беттину Гоцци: женщина, которая когда-то познакомила его с интимными ласками, теперь скончалась у него на руках. Его «Илиада» была издана в трёх томах (1775—1778), но для ограниченного числа подписчиков, и принесла мало денег. Казанова затеял публичный диспут с Вольтером о религии, опубликовав (совместно с другими авторами) антивольтеровский трактат «Похвальные слова г-ну де Вольтеру» (фр. Eloges de M. de Voltaire) (1779). Когда он спросил: «Предположим, Вам удастся разрушить суеверие. Чем Вы его замените?» — Вольтер ответил: «Как это мне нравится! Когда я освобожу человечество от свирепого чудовища, пожирающего его, неужели меня спросят о том, чем я заменю его?» С точки зрения Казановы, если Вольтер «был истинным философом, ему следовало бы хранить молчание об этом предмете… народ должен пребывать в невежестве для сохранения общего спокойствия в стране» [78] .

Последнее пристанище Казановы в Венеции

В 1779 году Казанова встретил Франческу Бускини, необразованную швею, которая стала его сожительницей, домохозяйкой, и беззаветно полюбила его [79] . В том же году инквизиторы назначили ему постоянную заработную плату, дав задание исследовать торговлю между Папской областью и Венецией. Его прочие затеи, связанные с публикацией своих произведений и театральными постановками, потерпели неудачу — в основном, из-за нехватки средств. Что хуже, в январе 1783 года Казанове снова пришлось покинуть Венецию, поскольку его предупредили, что над ним нависла угроза официального изгнания или заключения в тюрьму [80]  из-за сочинённой им желчной сатиры, высмеивающей венецианских патрициев (главным образом, Карло Гримани, который поступил непорядочно по отношению к Джакомо [80]). Это произведение содержит единственное публичное признание автора в том, что его настоящим отцом, возможно, был венецианский патриций Микеле Гримани [it]  (считающийся отцом его обидчика Карло [80]) [81] .

Вынужденный возобновить свои странствия, Казанова прибыл в Париж, и в ноябре 1783 года, во время доклада, посвящённого воздухоплаванию, встретился с Бенджамином Франклином [82] . С февраля 1784 г. по апрель 1785 г. Казанова служил секретарём Себастьяна Фоскарини, венецианского посла в Вене. Он также познакомился с Лоренцо да Понте, либреттистом Моцарта, который написал о Казанове: «этот необычный человек никогда не любил оказываться в неловком положении» [83] . Записи Казановы свидетельствуют о том, что, возможно, он давал Да Понте советы, касающиеся либретто оперы Моцарта «Дон Жуан» [84] .

Казанова в 1788 году

В 1785 году, после смерти Фоскарини, Казанова начал искать себе другое место. Несколько месяцев спустя он стал библиотекарем графа Йозефа Карла фон Вальдштейна, камергера императора, в замке Дукс в Богемии (Духцовский замок, Чехия). Граф, будучи сам франкмасоном,каббалистом и заядлым путешественником, привязался к Казанове, когда они встретились годом ранее в резиденции посла Фоскарини. Хотя служба у графа Вальдштейна обеспечила Казанове безопасность и хороший заработок, он описывает свои последние годы как принесшие скуку и разочарование, хотя они оказались самыми продуктивными для его творчества [85] . Его здоровье сильно ухудшилось, и он находил жизнь среди крестьян лишённой вдохновения. Он мог только время от времени ездить в Вену и Дрезден для отдыха. Хотя Казанова был в хороших отношениях с работодателем, тот был значительно моложе его и имел свои прихоти. Граф часто игнорировал его за столом и не знакомил с важными гостями. Более того, Казанова, вспыльчивый чужак, вызывал к себе сильную неприязнь со стороны других обитателей замка. Казалось, единственными друзьями Джакомо были его собственные фокстерьеры. В отчаянии Казанова задумался было о самоубийстве, но затем решил жить, чтобы записать свои мемуары, чем он и занимался до самой смерти [85] [86] .

В 1797 г. до Казановы дошли сведения о том, что Республика Венеция прекратила свое существование и захвачена Наполеоном Бонапартом. Но было слишком поздно возвращаться домой. Казанова умер 4 июня 1798 года, в возрасте семидесяти трёх лет. Как передают, его последними словами были: «Я жил как философ и умираю христианином» [87] .

Замок Духцов в Богемии, где с 1785 года жил Казанова

Мать Казановы, Дзанетта Мария Казанова, урождённая Фарусси (1708—1776), была актрисой. Братья Джакомо Казановы — Франческо (1727—1802 (1803?)) и Джованни Баттиста (1732—1795) стали известными деятелями искусств. Франческо был художником-пейзажистом, а Джованни Баттиста занимался портретной живописью и археологией, его книга о древнем искусстве была переведена на немецкий. Младший брат Гаэтано Алвизо Казанова (1734—1783) был священником в Генуе. Жена придворного музыканта Петера Августа, танцовщица Дрезденского театра Мария Магдалина Казанова (1732—1800) приходилось сестрой Казанове.

Основная статья Мемуары Казановы [en]

Одиночество и скука последних лет жизни позволили Казанове, не отвлекаясь, сосредоточиться над своими мемуарами, озаглавленными «История моей жизни» (фр. Histoire de ma vie) —- не будь этого произведения, его известность была бы намного меньшей, если бы память о нём не исчезла совсем. Ещё в преддверии 1780 года он задумал написать свои воспоминания. В 1789 году он серьёзно приступил к этому труду, как к «единственному лекарству, чтобы не сойти с ума и не умереть с тоски». Первый черновик был закончен к июлю1792 г., и он правил его последующие шесть лет. Он выставляет дни своего одиночества счастливым временем, записывая в своем труде: «Я не могу найти более приятного времяпрепровождения, нежели беседовать с самим собой о своих собственных занятиях, выбирая из них то, что может позабавить мою почтенную аудиторию» [49] . Его воспоминания доходят только до лета 1774 года [88] . Ко времени его смерти рукопись всё ещё была в работе. Его письмо, датированное 1792 годом, свидетельствует о том, что он сомневался, стоит ли публиковать её, поскольку находил историю своей жизни жалкой, и осознавал, что может нажить врагов, рассказывая правду о своих приключениях. Но всё же он решил продолжить работу, используя инициалы вместо полных имен и смягчив наиболее откровенные эпизоды. Он писал на французском вместо итальянского: «французский язык более распространён, нежели мой собственный» [89] .

Мемуары открываются так:

Я начинаю, сообщая своему читателю, что судьба уже воздала мне по заслугам за всё то хорошее или плохое, что я совершал в течение своей жизни, и потому я вправе считать себя свободным… Вопреки возвышенным моральным началам, неотвратимо порождённым божественными принципами, укоренёнными в моём сердце, всю жизнь я оставался рабом своих чувств. Я испытывал наслаждение от того, что сбивался с пути, я постоянно жил неправильно, и единственным моим утешением было лишь то, что я осознаю свои прегрешения… Мои безрассудства суть безрассудства юности. Вы увидите, что я смеюсь над ними, и если вы доброжелательны, то позабавитесь над ними вместе со мной [90] .

Казанова писал о цели свой книги:

Я надеюсь на дружеские чувства, уважение и благодарность моих читателей. Они будут мне благодарны, если чтение этих мемуаров станет поучительным и доставит им удовольствие. Они будут уважать меня, если, воздав мне по справедливости, найдут, что я имею более добродетелей нежели грехов; и я заслужу их дружбу как только они увидят, с какой искренностью и честностью я отдаю себя на их суд, ничего о себе не скрывая [91] .

Он также сообщает читателям, что рассказывает далеко не обо всех своих приключениях: «Я опустил те из них, которые могли задеть людей, принимавших в них участие, так как они предстали бы не в лучшем свете. Тем не менее, найдутся такие, кто посчитает, что я порой бестактен; и я прошу прощения за это» [92] . В последней главе текст неожиданно прерывается, намекая на неописанные события: «Через три года я встретил её в Падуе, и там возобновил знакомство с её дочерью куда более нежным образом» [93] .

Полные мемуары занимают десять томов (первый редактор текста Жан Лафорг разделил их на двенадцать томов), а сокращённый перевод на английский включает приблизительно 1200 страниц. Несмотря на то, что хронология событий временами страдает беспорядочностью и неточностью, а ряд историй — преувеличением, всё же основная канва сюжета и многие подробности подтверждаются в трудах современников. Казанова хорошо воспроизводит диалоги и подробно пишет обо всех классах общества [94] . Казанова по большей части откровенно признаётся в своих грехах, намерениях и мотивах, он с юмором относится к своим успехам и провалам [95] . Его признания, как правило, свободны от сожалений или раскаяния. Казанова прославляет чувственные удовольствия, особенно музыку, еду и женщин. «Я всегда любил остро приправленную пищу… Что касается женщин, я всегда находил, что та, в которую я был влюблен, хорошо пахла, и чем больше она потела, тем более сладким мне это казалось» [96] . Он упоминает не менее чем о ста двадцати связях с женщинами и девушками, и несколько раз вскользь намекает на отношения с мужчинами [97] [98] . Он описывает свои дуэли и конфликты с негодяями и официальными лицами, свои заключения и побеги, интриги и махинации, муки и вздохи удовольствия. Он убедителен, когда говорит: «Я могу сказать vixi (я пожил)» [99] .

Рукопись мемуаров хранилась у родственников Казановы, пока не была продана издательству Ф. А. Брокгауза. Впервые она была опубликована в сильно сокращённом немецком переводе в 1822—1828 годах, а затем на французском языке в обработке Ж. Лафорга. В редакции Лафорга были значительно сокращены описания сексуальных похождений (в частности, из текста выброшены все гомосексуальные эпизоды), а также изменена политическая окраска мемуаров — из католика и убеждённого оппонента революции, каким Казанова был в действительности, он превратился в политического и религиозного вольнодумца. Во время Второй мировой войны рукопись пережила бомбардировку Лейпцигасоюзниками. Мемуары были переведены — с нарушением авторских прав — приблизительно на двадцать языков. Полный французский оригинал был издан лишь в 1960 г. В 2010 годуНациональная библиотека Франции выкупила рукопись и начала переводить ее в цифровой вид.

Казанова является автором ряда литературных произведений, в том числе, комедии «Молюккеида» («La Moluccheide», 1753), трёхтомной «Истории смуты в Польше» («Istoria delle turbolenze della Polonia», 1774—1775), пятитомного утопического романа «Икозамерон» («Icosameron», 1788), а также переводов, в том числе «Илиады» Гомера (1775—1778).

Для Казановы, также как и для современных ему сибаритов из высшего света, любовь и секс были вещью повседневной и не были обременены той серьезностью, свойственнойромантизму XIX века [100] . Заигрывания, любовные утехи, кратковременные связи были делом обычным среди благородного сословия, которое вступал в брак ради связей, нежели любви.

Казанова надувал презервативы чтобы проверить их целостность

Будучи многогранной и сложной, личность Казановы находилась, как он сам повествует, под властью чувственных страстей: «Потворствование всему, что давало наслаждение моим чувствам, всегда было главным делом моей жизни; я никогда не находил более важного занятия. Чувствуя, что я был рожден для противоположного пола, я всегда любил его и делал все, что я мог, чтобы быть любимым им» [96] . Он упоминает, что иногда использовал «защитные колпачки» для предотвращения беременности своих любовниц, а также, что он проверял их целостность, предварительно их надувая.

Идеальная связь для Казановы включала в себя не только секс, но и сложные интриги, героев и злодеев, и галантное расставание. По схеме, которую он часто повторял, он находил привлекательную женщину, попавшую в неприятности с грубым или ревнивым любовником (Действие первое); Казанова избавляет её от затруднения (Действие второе); она выказывает свою благодарность; он соблазняет её; завязывается недолгий бурный роман (Действие третье); чувствуя наступающую утрату пыла или скуку, он признается в своей несостоятельности и устраивает замужество любовницы или сводит её со богатым мужчиной, покидая за этим сцену (Действие четвертое) [101] . Как замечает Уильям Болито в Двенадцати против Бога, секрет успеха Казановы у женщин «не имел ничего более эзотерического в себе, чем [предложить] то, что требует каждая уважающая себя женщина: всё что он имел, всё чем он был, с ослепительным подарком в виде крупной денежной суммы (чтобы компенсировать отсутствие законности) вместо пожизненного содержания» [102] .

Казанова поучает: «Нет такой честной женщины с неиспорченным сердцем, какую бы мужчина не завоевал бы наверняка используя её благодарность. Это один из самых верных и быстрых способов» [103] . Алкоголь и насилие не были для него пристойными средствами соблазнения [104] . Наоборот, внимательность и небольшие любезности и услуги должны быть употреблены для смягчения женского сердца, но «мужчина, говорящей о своей любви словами, есть дурак». Вербальная коммуникация необходима — «без слов удовольствие от любви сокращается не менее чем на две трети» — но слова любви должны подразумеваться, а не напыщенно объявляться [103] .

Взаимное согласие важно, по мнению Казановы, но он избегал легких побед или слишком сложных ситуаций как неподходящие для его целей [104] . Он стремился быть идеальным спутником в первом Действии — остроумный, очаровательный, надежный, любезный — прежде чем переместиться в спальню в третьем Действии. Казанова заявляет, что он не вел себя как хищник («моим принципом никогда не было направлять мои атаки против новичков или тех, чьи предрассудки скорее всего оказались бы препятствием»); однако, завоеванным им женщины были по большей части с непрочным положением или эмоционально уязвимые [105] /

Казанова ценил ум женщины: «В конце концов, красивая, но без собственного ума женщина оставляет своего любовника без развлечений после того, как он физически насладился её привлекательностью.» Его отношение к образованным женщинам было, однако, типичным для его времени: «Для женщины обучение неуместно; оно ставит под удар основные качества её пола… ни одно научное открытие не было сделано женщинами… (что) требует интеллектуальной мощи, которой нет у женского пола. Но в простом рассуждении и в тонкости чувств мы должны отдать должное женщинам» [25] .

Азартные игры были обычным средством досуга в общественных и политических кругах, в которых вращался Казанова. В своих мемуарах Казанова рассуждает о многих формахазартных игр 18-го столетия, в том числе о лотереях, фараоне, бассете, пике, бириби, примеро, куинсе и висте, и о страсти к ним со стороны нобилитета и духовенства [106] . К шулерамотносились с большей терпимостью чем сейчас и они редко подвергались публичному оскорблению. Большинство игроков остерегалось шулеров и их трюков. Всевозможные мошенничества были в ходу, и Казанова забавлялся ими [107] .

Казанова играл всю свою взрослую жизнь, выигрывая и проигрывая крупные суммы денег. Его обучали профессионалы и он был «научен тем мудрым максимам, без которых азартные игры сокрушают тех, кто в них играет». Он не всегда мог отказаться от жульничества и временами даже объединялся с профессиональными игроками для заработка. Казанова заявляет, что он был «расслаблен и улыбчив когда проигрывал, и не был алчен когда выигрывал». Однако, было, что он странным образом обманывал самого себя, и тогда он вел себя неистово, вплоть до вызовов на дуэль [108] . Казанова признает, что ему не хватало выдержки, чтобы быть профессиональным игроком: «Я был лишен в достаточной мере благоразумия, чтобы остановиться, когда судьба была против меня, и не контролировал себя, когда я выигрывал» [109] . Ему также не нравилось слыть профессиональным игроком: «Профессиональные игроки ничем не могут засвидетельствовать, что я был из их адской клики» [109] . Хотя Казанова иногда расчетливо пользовался игрой в своих целях — чтобы быстро разжиться деньгами, для флирта, завязывания связей, действуя как галантный кавалер или чтобы выставить себя джентльменом перед высшим светом, — он также мог играть с маниакальной страстью и безрасчетливо, особенно находясь под эйфорией нового любовного приключения. «Почему я играл тогда, когда я так остро предчувствовал проигрыш? Алчность заставляла меня играть. Мне нравилось тратить деньги, и мое сердце обливалось кровью, когда эти деньги не были выиграны в карты.»

Казанова признавался современниками в качестве экстраординарной личности, человека большого интеллекта и любознательности. Казанова был одним из выдающихся хроникеров своей эпохи. Он был истинным путешественником, пересекавшим Европу из конца в конец в поисках богатства, выискивая самых выдающихся людей своего времени для содействия своему намерению. Служитель общественных интересов и одновременно декадент, он был членов тайных обществ и искал истину за пределами общепринятого. Он был религиозен, истовый католик, и верил в молитву: «Отчаяние убивает; молитва рассеивает его; после молитвы человек верит и действует.» Также как и в молитву он верил в свободную волю и разум, но он явно не был согласен с утверждением, что его тяга в удовольствиям не пустит его на небо [110] .

Он был по профессии и по призванию адвокатом, клериком, военным, скрипачем, мошенником, сводником, гурманом, бизнесменом, дипломатом, шпионом, политиком, врачем, математиком, общественным мыслителем, каббалистом, автором пьес и писателем. Он написал более двадцати работ, включая пьесы и эссе, и множество писем. Его романИкосамерон является одним из ранних произведений в жанре научной фантастики.

Рожденный в семье актеров, он обладал страстью к театру и к театрализованной, полной импровизаций жизни. Но со всеми своими талантами, он часто поддавался стремлению к удовольствиям и сексу, избегая устоявшегося образа жизни и ввергая себя в беду там, где продуманное действие принесло бы ему пользу. Его истинным занятием было жить, полагаясь на свой быстрый ум, стальные нервы, удачу, обаяние и деньги, достававшиеся ему в знак благодарности или обманом [111] .

Принц Шарль-Жозеф де Линь, хорошо понимавший Казанову и знакомый с большинством выдающихся людей своей эпохи, считал Казанову одним из наиболее интересных людей, когда либо встречавшихся ему: «на свете не было ничего, чтобы он не мог». Описывая его портрет, принц также писал:

Единственными вещами, о которых он ничего не знал, были те, в которых он считал себя знатоком: правила танца, французский язык, хороший вкус, устройство мира, правила хорошего тона. Только его комедии не смешны; только его философским сочинениям не хватает философии - все остальные наполнены ею; там всегда есть что-то веское, новое, пикантное, глубокое. Он - кладезь знаний, но он цитирует Гомера и Горация до тошноты. Его ум и его остроты подобны аттической соли. Он чувственен и щедр, но огорчи его хоть чем-нибудь и он становится неприятен, мстителен и мерзок. Он ни во что не верит, но только лишь в невероятное, будучи суеверным во всем. Он любит и желает всего. ... Он горд, потому что он - ничто. ... Никогда не рассказывайте ему историю, которую он собирается поведать вам сам. ... Никогда не забывайте поприветствовать его проходя мимо, так как малейшая мелочь сделает его вашим врагом [112]

.

Популярное представление о Казанове прежде всего ассоциируется с его любовными похождениями; его имя, ставшее нарицательным, стоит в одном ряду с такими литературными персонажами, как Дон Жуан или «современники» Казановы Ловелас и Фоблаз. Действительно, мемуары Казановы, отвечающие философии либертинизма, не обходят стороной сексуальную сторону его похождений, нередко искажая реальность (так, неоднократные утверждения об инцесте якобы с собственными дочерьми, как показали исследователи, хронологически невероятны) [113] . Однако его реальная личность далеко не сводится к эротическим эскападам: попытка представить более целостный образ умного и наблюдательного авантюриста имеет место в ряде исследований конца XX века.

Благодаря огромному успеху «Истории моей жизни», обусловленному сочетанием панорамы самых широких слоёв европейского общества с обилием приключений и любовных авантюр, фигура Казановы превратилась в одну из легенд мировой культуры. Стендаль, Гейне, Мюссе, Делакруа, Сент-Бев были в восторге от его мемуаров. Ф. М. Достоевский, опубликовавший в своем журнале «Время» (1861, № 1) историю побега из Пьомби, в редакционном вступлении назвал Казанову одной из самых замечательных личностей своего века, высоко оценил его писательский дар, силу духа («Это рассказ о торжестве человеческой воли над препятствиями необоримыми»). О записках Казановы стали беседовать литературные персонажи (как в «Пиковой даме» Пушкина, 1833, или в «Дядюшкином сне» Достоевского, 1859).

Ему посвящены романы (Р. Олдингтон), пьесы (А. Шницлер, М. Цветаевой), В. Коркия и А. Лаврина («Казанова: Уроки любви»), многочисленные эссе (С. Цвейга, Р. Вайяна, Ф. Марсо, книга Филиппа Соллерса «Казанова Великолепный» (1998)). Казанова — герой оперы И. Штрауса-младшего, фильма Федерико Феллини и нескольких англоязычных телесериалов (см.Казанова).

В советской и российской поп- и рок-культуре (возможно, не без влияния Феллини) появились песни о Казанове группы «Наутилус Помпилиус», Владимира Кузьмина, Валерия Леонтьева, Михаила Щербакова («То ли мука, то ли скука…») и Сергея Калугина.