— Прежде ему нравилось, что я совсем не похожа на тех, с кем ему приходится работать, — сказала она. — Но, думается, ему просто надоело водить свою богемствующую подружку на официальные приемы и вечера.

Джилли так энергично кивнула, что кудри упали ей на глаза. Она смахнула их со лба пальцами, под ногтями которых, как всегда, собралась краска. Ультрамариновая синева. Пылающе коралловая.

— Понимаешь, — сказала подруга, — потому-то я и не терплю мир корпораций. Их идея в том, что, занимаясь творчеством, которое не приносит больших баксов, тебе следует считать его просто хобби для досуга, а время и усилия вкладывать во что-нибудь серьезное. Будто твое искусство недостаточно серьезно!

Мона отхлебнула пива.

— Не заводи меня на эту тему.

«Спар дистрибьюшнс» приняла решение впредь заниматься распространением только комиксов с супергероями, и одной из жертв этого решения оказалась «Зона девушек». Само по себе скверно, дальше некуда, но они отказывались выдать Моне прошлые номера и деньги, которые оставались должны за проданные экземпляры.

— Тебя обкрутили вокруг пальца, — заявила Джилли. — У них не было на это никакого права.

Мона пожала плечами.

— Наверное, я должна была хоть что-то заметить, — продолжала она, предпочитая обсуждать Пита. Хотя бы с ним она могла разделаться. — Но ведь сериалы ему как будто по-настоящему нравились. Он смеялся в нужных местах и даже всплакнул, когда Ямайка чуть не погибла.

— А у кого глаза оставались сухими?

— Пожалуй. Столько писем пришло!

Ямайка была милейшей кошечкой в «Моей жизни…» — единственная фантазия, какую там позволила себе Мона, учитывая, что Пит страдал аллергией на кошек. Когда Краюшка сбежал и девушка только-только познакомилась с Питом, она никак не думала, что останется без котенка надолго, однако едва их отношения начали приобретать определенную серьезность, ей пришлось отказаться от мысли о новой кошке.

— Может, ему не понравилось, что он попал в сериал? — предположила Мона.

— Как так — не понравилось? — спросила Джилли. — Когда ты ввела меня, я страшно обрадовалась, хотя ты и наградила меня волосищами, будто после прически в аду.

Мона улыбнулась.

— Вот видишь, что получается, когда бросаешь художественную школу.

— Обзаводишься адскими волосищами?

— Нет, я о…

— Кроме того, художественную школу бросила не я, а ты.

— Вот именно, — согласилась Мона. — Не умею рисовать волосы, хоть убей. Они всегда выглядят растрепанными и взлохмаченными.

— Или уподобляются шлему, как получилось, когда ты рисовала Пита.

Мона невольно хихикнула.

— Не очень его украсило, а?

— Но ты это компенсировала, снабдив его элегантной задницей, — добавила Джилли.

Моне это показалось дико смешным. Пиво, решила она, ударило ей в голову. И хорошо, если дело только в пиве. Уловила ли Джилли истеричность в ее смехе? От этой мысли на миг возникшее веселое настроение исчезло так же быстро, как утром Пит из их квартиры.

— Хотелось бы мне знать, когда я его разлюбила? — пробормотала Мона. — А это точно: я его разлюбила раньше.

Джилли наклонилась к подруге.

— Ты продержишься? А то переночуй сегодня у меня. Ну, просто, чтобы не быть одной первое время.

Мона покачала головой.

— Спасибо, не надо. Если хочешь знать правду, я испытываю облегчение. Последние месяцы я словно блуждала в тумане, только не понимала, в чем дело. А теперь знаю.

Джилли подняла брови.

— Знать всегда хорошо, — подытожила Мона.

— Ну, если передумаешь…

— Я поцарапаюсь в твое окно, как бродячие кошки, которых ты кормишь.

Когда они попрощались, час и еще полкувшина пива спустя, Мона отправилась домой кружным путем. Она хотела проветрить голову, избавиться от шума в ушах, который делал ее походку нетвердой. А может, наоборот, стоило вернуться в бар и пропустить пару порций виски, чтобы совсем уж нализаться и забыться.

— А, чтоб его черт побрал, — буркнула она и пнула ворох старых газет в устье проулка, мимо которого проходила.

— Эй! Потише!

Звук странного ворчливого голоса заставил Мону остановиться, но она тут же попятилась. Из газетного гнезда выбрался крохотный человечек и злобно уставился на нее. Таких маленьких людей девушке еще видеть не доводилось: ростом не больше двух футов, угрюмый безобразный карлик, с лицом, которое словно кое-как вырезали из дерева и не стали отделывать. Одет он был почти в лохмотья, щеки и подбородок покрывала щетина. Из-под кепки свисали спутанные сальные космы.

О-ох! Она куда пьянее, чем думала.