(С) К. Старосельская, перевод на русский язык, 1992.
Все было бы хорошо, если б не Роберт. Мы зашибли в Тель-Авиве кое-какую деньгу и теперь ехали в Тверию с новой собакой. В автобусе все уже спали, а я глядел на пса.
– Придется его подкормить, - сказал я.
– Точно, - согласился Роберт.
– Вид у него не ахти.
– На это уйдет минимум две недели. В Тверии дороже, чем в Тель-Авиве.
– Плохо, что в гостинице нельзя готовить, - сказал Роберт.
– Кормили бы его кашей. От каши быстрей всего толстеют.
– Если в нее накидать мяса.
– Не уверен. Пес, похоже, пройда. Жрал бы одно мясо, а к каше и не притронулся. Я ведь о нем ничего не знаю.
– Ты знаешь, что с ним произойдет. Это уже кое- что.
– С каждым из нас когда-нибудь произойдет то же самое. Это ничего не значит. А может, так повернуть, будто и тебе нечего жрать и ты делишься с ним последним куском?
Я ничего не ответил. Я смотрел на девушку, сидящую рядом с нами; на ее прямой нос и курчавые волосы.
– В Тверию едешь?
– спросил я.
– Да.
– И надолго?
– Это зависит.
– От погоды?
– Нет. От того, кто за меня будет платить. А ты?
– Это зависит, - сказал я.
– От погоды?
– От той, что за нас будет платить.
– И за собаку тоже?
– Без собаки мы не можем работать.
Она повернулась ко мне, и я увидел маленький шрам у нее на переносице. Но ее это нисколько не портило, и я подумал, что через месяц, когда с лица сойдет загар, этот маленький шрам вообще не будет заметен.
– Это ты, что ли, убиваешь собак?
– спросила она.
– Я бы предпочел убивать людей.
– Ты только так говоришь.
– Во всяком случае, я так думаю. Это тоже кое-что значит. Тебе никогда не приходила охота убить кого- нибудь из тех, кто тебе платит?
– Я об этом не задумывалась.
– И даже не пытайся. Считай, что у тебя нет желания их убивать. Так будет лучше.
– Сколько собак ты уже убил?
– Я всегда убиваю одну и ту же.
– Всякий раз мне кажется, что я стреляю в того же самого пса. То это бульдог, то - овчарка. Но все равно для меня это одна и та же собака. Вот что скверно.
Она раскрыла сумку и вытащила бутылку бренди «Сток». Налила мне в алюминиевую кружку; в этом автобусе у всех стучали зубы, а у нее рука даже не дрогнула.
– Выпей, - сказала она.
– Нет, - сказал Роберт.
– Ему нельзя пить.
– Почему?
– Физиономия пухнет. И сразу делается приличный вид. А надо, чтоб лицо было изрыто морщинами. Ради бога, не уговаривай его пить. Хочешь, чтоб у нас все сорвалось? У него на лице отпечаток страданий, как ты не понимаешь.
– А почему он так страдал?
– спросила она.
– Вот этого никогда нельзя сказать заранее, - ответил Роберт.
– Все зависит от ситуации и от его невесты. Если ее бросил муж и слинял, прихватив монету, с молоденькой, он страдает оттого, что его девушка ушла к богатому, которого не любила. Тогда из двух историй выстраивается одна. Мы показываем этой женщине фотографию, и дальше все идет как по маслу.
– Фотографию той девушки?
– Нет. Фотографию того типа, к которому она ушла. Это тоньше. Таскать при себе фотокарточку девушки, которая тебя бросила, может каждый. Идея стара как мир. Мы показываем фотографию человека, к которому девушка ушла. У нас есть целая коллекция фото мужиков, с младенчества больных полиомиелитом, раком, детей алкоголиков. Он просто не способен этого понять. И оттого не расстается со снимком. А невеста смотрит на фото этого урода, а потом на его лицо, и пожалуйста, ситуация готова. Поняла? Он страдает и в то же время не в силах преодолеть удивление. Что именно к такому человеку ушла женщина, с которой он провел весну своей жизни.
– Роберт умолк, а через минуту добавил: - Единственную и неповторимую. Ясно?
– Да.
– Либо все выстраивается по-другому - если, не дай бог, эту бабу никто не бросал. Тогда мы даем ей фотографию девушки. Он до сегодняшнего дня не мог забыть любимую, которая погибла в автомобильной катастрофе, и ее фото для него - святыня. А теперь, познакомившись с ней, отдает самое святое, что у него есть. Это, конечно, не все, но для начала неплохо.
– У вас с собой фотографии?
– Женщины или того типа, который слинял с башлями?
– Женщины.
Роберт полез в бумажник и вытащил фотокарточку. Протянул ей, она посмотрела и отдала ему обратно.
– Совсем как новая, - сказала.
– Ну и что?
– спросил я.
– Снимок должен быть затрепанный, - сказала она.
– Ты ведь не первый год таскаешь его в бумажнике или в кармане, было жарко, влажно, а у карточки такой вид, будто она только что напечатана. Надо ее замусолить.
– Умоляю, не учи меня, - сказал Роберт.
– Я тебе показал оригинал.
– Мог бы и не показывать, - сказала девушка.
– Достаточно было сказать, что Ева, эта проститутка из Иерусалима, разрешила себя сфотографировать.