От маленького бокала пунша, который дал ему преподобный и который был сделан по его рецепту, у Питера тут же закружилась голова, и он ретировался в угол бальной комнаты Бэслоу-Холла, где и остался стоять, с улыбкой покачиваясь в такт музыке. Немного погодя печаль и чувство одиночества — впервые в этот праздничный вечер оставившие его — вернулись. Ему так захотелось, чтобы его вот прямо сейчас спасли… и то, что это невозможно — трудно было перенести. Если бы рядом с ним здесь была Кэйт, это был бы совсем другой вечер. Он даже не обращал бы внимания на то, что она над ним подсмеивается — что, несомненно, насколько он знал Кэйт, она бы и делала.

Из середины танцевального зала Гидеон улыбнулся ему ободряющей улыбкой и жестом позвал его присоединиться к танцующим. Но Питер покачал головой. Пожав плечами, Гидеон продолжал энергично, в такт музыке, крутить свою партнершу, и вскоре пара добралась до края комнаты. Его партнершей была Ханна, по ее сверкающим глазам и розовым щекам было видно, как ей весело, ведь она больше всего на свете любила танцевать, да еще партнером ее оказался человек, который двигался так же легко, как и она сама. Как управляющий поместьем достопочтенного мистера Бинга Гидеон был очень востребован на этом балу, и ему пришлось танцевать весь вечер. Он стал объектом сильнейшего любопытства, поскольку в Дербишире редко появлялись новые люди, а по его поводу был вынесен вполне благоприятный вердикт, и было объявлено, что он и красив, и значителен.

Загипнотизированный сплетающимися рядами танцоров, Питер двинулся с места, когда услышал, как ему на ухо что-то говорит миссис Бинг.

— Я рада, что мистер Сеймур в конце концов уговорил вас прийти, мистер Скокк. Ведь здесь весело, не так ли? И — посмотрите — я надела ожерелье, которое по семейной традиции должна надевать на бал в честь урожая и которое вы с мистером Сеймуром спасли от рук грабителей.

— Спасибо, что вы пригласили меня, миссис Бинг. Мне… мне здесь очень хорошо…

Миссис Бинг обняла его.

— Я хочу, чтобы вы, Питер, знали, что в Бэслоу-Холле вы всегда желанный гость, и надеюсь, что, пока ваши трудности не разрешатся, вы часто будете нас навещать. Мы к вам очень привязались.

Теплота в голосе миссис Бинг, пунш преподобного и невыносимая сладость звуков скрипки — все сговорилось разрушить обещание, данное Питером себе самому: никогда не плакать из-за своего положения. Он стал упорно смотреть на ожерелье, так полюбившее шею миссис Бинг, стараясь при этом обуздать свои чувства, но блестящие бриллианты затуманились и начали сверкать всеми цветами радуги. И Питер попытался как можно быстрее отвернуться от миссис Бинг.

— Питер, — сказала она, — нет ничего стыдного в том, что ты так печалишься о случившемся. Но ведь ты среди друзей. Пойдем, уже поздний час, ты побледнел — попрошу кузена положить тебя в его кровать.

Некоторые леди с большим разочарованием смотрели, как Гидеон повел Питера из бальной комнаты, рядом шел вспотевший преподобный, который утирал лоб, и его «до свидания» прогремело над танцующей толпой.

И теперь Гидеон, преподобный Ледбьюри и Питер ехали под бескрайним куполом ночного неба к Хоторн-Коттеджу, который должен был стать — кто знает, как надолго — домом Питера. Питер выпрямился и потянулся.

— Ага! Молодой хозяин проснулся! — сказал Гидеон. — А я боялся, что мне придется нести тебя в кровать. Я рад, поскольку ноги мои ноют, так много я танцевал.

— Вы, Гидеон, танцуете очень хорошо, что же до вас, мистер Скокк, думаю, будет честным сказать, что худшего танцора я не видывал! И, правда, могу гарантировать, что люди должны платить, чтобы им позволили посмотреть на вас, поскольку вы наверняка их рассмешите.

— Осторожно, преподобный, — засмеялся Гидеон. — Если бы все было наоборот, мастерство преподобного Ледбьюри в танцах двадцать первого века тоже было бы поводом для веселья. Что скажешь, Питер?

Питер представил преподобного Ледбьюри, вращающегося в танце «диско», и на лице его появилась улыбка.

— Да, да, даже невозможно представить себе, сколько было бы смеха! — сказал он.

Дорога повернула, и стало видно, как луна отражается на плитах крыши Хоторн-Коттеджа.

— Ээээй! — крикнул преподобный, натянув поводья.

Фаэтон остановился перед воротами, и Гидеон приготовился спрыгнуть.

— Большое спасибо, преподобный. Вы спасли нас от долгой дороги домой.

— Рад служить…

Гидеон перебил его.

— Но смотрите! Внутри горит свет!

Он выскользнул из фаэтона, тихо открыл ворота и поспешил по дорожке. Питер и преподобный Ледбьюри переглянулись и последовали за ним. Дверь была слегка приоткрыта, и Гидеон, распахнув ее, ступил в темный холл. Питер и преподобный на цыпочках шли за ним. Никого не было видно, но на столе ярко горела свеча, освещавшая дневник, в котором Гидеон писал перед отъездом на бал. Перед камином стоял большой металлический предмет в форме куба.