Шрифт:
Пустырями вышла она на многолюдную улицу, гремящую мажарами и тачанками. Через весь город прошла с торопящейся на базар толпой. На площади Богдана Хмельницкого отыскала здание Ч К.
– Здравствуйте, – поклонилась она часовому. – Мне до вашего самого главного.
Часовой внимательно оглядел Оксану, отметил мертвенную бледность ее лица и лихорадочно блестящие глаза.
– По какому делу?
– Важное дело, – сказала Оксана, подумала и добавила: – Чека касаемо!
Часовой подошел к большому телефону в деревянном корпусе, покрутил рукоятку.
– Барышня! Дай мне товарища Фролова!..
Через минуту он вернулся к Оксане, посторонился, пропуская ее в здание…
Глава двадцатая
Уже с раннего утра Микки, сидя в приемной, с восторгом и любопытством допрашивал кого-то по телефону:
– А капитан что?.. Ну-ну!.. Что ты говоришь!.. – Микки весь светился, оттого что одним из первых в городе оказался посвященным в такую новость. Он опустил трубку и доверительно, лучась довольством, сказал сидящим в приемной офицерам: – Господа, я сообщу вам сейчас нечто потрясающее. Представьте себе, адъютант его превосходительства подрался вчера из-за своей пассии с какими-то цивильными…
Через приемную торопливо прошел Щукин. Не останавливаясь, бросил:
– У себя? – и, не дожидаясь ответа, скрылся в кабинете командующего.
Ковалевский сидел, утопая в глубоком кресле. Кивком он указал Щукину на кресло против себя. А сам снял пенсне, привычно протер его и, близоруко щурясь, спросил:
– Узнали что-нибудь?
– Пока ничего, Владимир Зенонович, – усаживаясь в кресле, мрачным тоном сказал Щукин. – Солдаты охраны показали, что в вагон никто не входил, шума борьбы они тоже не слышали.
– Что с пакетом? Нашли?
Никогда Щукин не видел командующего таким нетерпеливым и резким. Обычно утром он был деятелен и благодушен.
– Нет, пакет исчез.
– Чертовщина какая-то. – Ковалевский резким движением надел пенсне. – Не кажется ли вам, полковник, что в убийстве Осипова замешана нечистая сила? – саркастически заключил командующий.
Щукин нахмурил брови, он был явно уязвлен холодным и непримиримым тоном Ковалевского.
– Странный вопрос, ваше превосходительство, – обидчиво нахмурился начальник контрразведки.
– Нет, почему же? Ваш помощник поехал с секретной миссией, с которой, кроме контрразведчиков, никто не был знаком, и… не доехал, – напомнил Щукину генерал Ковалевский и с нескрываемым раздражением продолжил: – Недавно вы доложили о полном разгроме Киевского центра. Теперь эти события… Если большевистская Южная группа не будет разгромлена, то это исключительно из-за вашей нераспорядительности, а вернее, нерасторопности.
– Может быть, еще есть смысл попытаться, – хотел было хоть немного отклонить разговор Щукин.
– Будем, конечно, пытаться. Но время… Оно в этом случае работает против нас. – Ковалевский какое-то время сидел молча, точно давая возможность Щукину прочувствовать вину. Затем безнадежно сказал: – У меня создается впечатление, что где-то рядом с нами находится хорошо замаскированный враг…
– Так оно, видимо, и есть, ваше превосходительство, – с неожиданной откровенностью согласился Щукин.
– Но ведь этого вполне достаточно, чтобы принять вашу отставку, – тихо взорвался Ковалевский.
– Я готов подать рапорт, – с нескрываемым раздражением ответил полковник.
Наступила напряженная, неприятная тишина. Собеседники старались не смотреть друг другу в глаза.
Наконец Ковалевский со вздохом сказал:
– Поймите меня правильно, Николай Григорьевич, мы с вами уже достаточно работаем, и я не хотел бы на вашем месте видеть другого. Я знаю, вы опытный разведчик, но посмотрите, что делается. Следует один серьезный провал за другим. Если, как вы предполагаете, у нас работает большевистский лазутчик – его надо выявить! Это архиважно, особенно сейчас, когда мы готовим генеральное наступление…
Дверь открылась, и в кабинет вошел Кольцов. На его лице белели пластыри. В руках он держал телеграфную ленту.
– Разрешите? – с удрученным и вместе с тем с победоносным видом произнес адъютант.
– А что, Николай Григорьевич, синяки и царапины, оказывается, иногда украшают мужчину, – насмешливо глядя на Кольцова, сказал Ковалевский. – Я бы приравнял их к боевым шрамам…
– Об этом подвиге капитана я уже наслышан, ваше превосходительство, – ответил Щукин и с облегчением подумал, что Кольцов вовремя прервал этот тяжелый для обоих разговор. – Выходит, не перевелись еще в России гусары!