Но было тихо, очень тихо. Мертвый Загладин лежал между такими же мертвыми и никому не нужными вагонами.

Семен Алексеевич послушал еще немного и осторожно двинулся вдоль вагонов. Заскрипел под его сапогами ракушечник.

Этого только и ждал Бинский. Тенью скользнул он к насыпи, бесшумно нырнул в густой кустарник, прошелестел листьями. А уже на другой стороне насыпи не удержался и – была не была! – побежал, петляя, точно заяц, и жадно хватая широко открытым ртом воздух, ожидая всем своим устремленным вперед телом, что вот-вот в спину ему ударит пуля.

…Юра терпеливо ждал Бинского. Ему наскучило сидеть, и он снова ходил по двору, гонял длинной веткой воробьев и голубей, бесцельно сбивал чурками другие чурки, и все равно ему было невесело и одиноко.

Несколько раз на крыльцо выходил Лысый – Прохоров, молча с тревогой смотрел, словно не замечая Юры, на улицу, прислушивался. И так же молча уходил.

Когда Лысый в четвертый раз вышел во двор, Юра с иронической беспечностью сказал ему:

– А может, он и вовсе сегодня не вернется.

– Как то есть не вернется?! – испуганно обернулся к нему Лысый.

Но Бинский вскоре пришел. Вернее, почти приполз. Уставший до изнеможения, осунувшийся. Лицо и одежда были мокрыми, будто он только что побывал под душем.

– А, кадет, – глотнув воздух, сказал он тусклым голосом и тяжело поднялся по ступеням. – Сейчас!..

Не поняв, приглашали его в дом или нет, Юра направился вслед за ними. Дверь из коридора в комнату была открыта, и он увидел, что Лысый и Бинский колдуют над его курточкой: кажется, заталкивают под подкладку лист бумаги. И Юра окончательно все понял. Так вот почему и Бинский, и Прохоров каждый раз так настойчиво поили его чаем и заставляли снимать курточку! Это же неблагородно – без его согласия использовать его как тайного почтальона!..

Бинский и Прохоров почти одновременно увидели Юру и сразу же стыдливо отдернули руки от курточки.

– Еще минутку, кадет, – смущенно пробормотал Бинский, воровато отводя глаза в сторону.

– Я все видел, – сказал Юра и обиженно добавил: – Но почему… почему вы не сказали мне прямо? Не доверяете? Думаете, испугаюсь чекистов?

– Не шумите, кадет. Не надо! – миролюбиво, без прежней насмешливости сказал Прохоров и многозначительно взглянул на Бинского: – Достойная смена растет у нас с вами, поручик.

– Так точно, господин штабс-капитан! – в лад ему ответил Бинский и протянул Юре курточку: – Идите домой, кадет, и скажите Викентию Павловичу, чтоб за маслом… Ну, в общем, скажите, что все в порядке! И смотрите, чтобы записка не попала куда не надо!

– Не попадет! – твердо сказал Юра.

– Ну вот и хорошо, – отозвался Прохоров. – Будем считать, что одним борцом с большевиками стало больше! Беги!

И хотя Юре не понравилось, как с ним покровительственно разговаривали, он все же в приподнятом настроении вышел на улицу. Побежал, футболя носками сандалий отшлифованный днепровской водой галечник. Иногда, тщательно осмотревшись вокруг, с тайной гордостью проводил рукою по курточке, чтобы убедиться, что записка на месте.

Красильников послал одного из чекистов за машиной, а сам с двумя помощниками стал досконально осматривать железнодорожное кладбище. Заглядывали в каждый вагон, поднимали с земли полусгнившие доски, копали под ними.

– Вроде он нас куда-то сюда вел, – раздумчиво сказал Сазонов и по какому-то наитию неспешно направился в совсем заброшенный и поросший густой травой угол кладбища. Вагоны здесь зияли щелями и проломами, проржавевшие двери с трудом открывались. Всюду виднелись пятна уже успевшего усохнуть мазута. Постепенно чекисты приблизились к большому четырехосному пульману, лежащему на боку. Сазонов, кряхтя и отфыркиваясь, словно он забирался в воду, а не на крышу вагона, взобрался наверх, попытался ногой толкнуть дверь. Следом за ним на вагон забрались Красильников и пожилой чекист. Втроем они навалились на дверь – и она со скрежетом подалась.

Пожилой чекист протиснул голову в щель. Какое-то время всматривался в темноту, тихо буркнул скорее сам себе, чем товарищам:

– Фу ты, дьявольщина, похоже, что-то там есть… Солома какая-то чи ящики…

Сазонов, не дожидаясь команды, пролез в щель, спрыгнул внутрь вагона, зашуршал там соломой. И через мгновение раздался его взволнованный голос:

– Семен Алексеевич!.. Товарищ Красильников! Вы поглядите!

Когда глаза привыкли к темноте, Красильников увидел слегка притрушенные соломой, аккуратно сложенные горкой винтовки и несколько ручных пулеметов «льюис», в другом углу вагона лежали цинковые ящики с патронами.

– Ну дела! – поскреб пятерней затылок Красильников. – Надо еще шукать! Вполне может быть, что тут у них не один такой склад!

Громыхая, примчался открытый «бенц», и Красильников подключил к поискам двух вновь прибывших чекистов. Все оглядели, но ничего больше, кроме брошенной Бинским винтовки, не нашли.

Когда солнце окончательно приклонилось к закату, они погрузили найденное оружие и патроны в машину, уложили сверху уже задеревеневшее тело Загладина и пешим ходом, следом за машиной, отправились в город.