Она вроде бы удовлетворилась этим ответом и на некоторое время замолчала.

Мы подошли к месту гибели Тайлера. Его там не было, мертвяка тоже. Я пошарил кругом, пытаясь понять, что же случилось. И не понял. Надеюсь, Питерс и прочие домочадцы помогут разрешить загадку. А выяснить это необходимо.

Дул пронизывающий ветер, небо было серым, трава пожухлой, а дом Стэнтноров нависал над нами как воплощение безысходной тоски. Я взглянул на фруктовые деревья, протянувшие к небу голые ветки. Для них скоро наступит весна, для них, но не для хозяев дома.

– Ты танцуешь? – спросил я. – Давай устроим танцульку в вашей обители сабель.

Дженнифер попыталась поддержать шутку, но у нее ничего не вышло.

– Не знаю, не пробовала.

– Эге! Это мы исправим, мы еще заставим тебя улыбнуться.

Она помолчала с минуту, а потом снова огорошила меня:

– Я девственница, Гаррет.

Вообще-то я так и думал, но зачем сообщать об этом мне?

– Когда ты появился у нас, я подумала – вот мужчина, который изменит это. Но я ошиблась, правда?

– Я, я вроде бы…

– Питерс предупреждал меня…

– Он говорил о моей репутации? Да, обо мне много болтают, а дыма без огня не бывает. Но то, чего ты хочешь, Дженнифер, это неправильно. Не так все должно быть.

Осторожно, Гаррет, осторожно. Черти в аду – просто кроткие овечки по сравнению с оскорбленной женщиной.

– Не надо делать это только потому, что тебе надоела девственность. Любовью надо заниматься, только когда ты уверена – ты хочешь именно этого. Когда ты с кем-то особенным, очень важным для тебя и хочешь разделить с ним нечто необычное, чудесное.

– Проповедь мне может прочитать и кухарка.

– Извини. Я просто пытаюсь объяснить тебе. Ты привлекательная девушка. Я мало встречал таких красавиц. О таких люди вроде меня могут только мечтать. Я б мигом обслужил тебя, будь я из тех парней, которые используют женщину, а потом отбрасывают ее как обглоданную кость. Им и дела нет до ее страданий.

Похоже, мои доводы подействовали. Уверяю вас, все это красноречие и маневрирование далось мне не даром и всколыхнуло в душе старины Гаррета массу противоречивых чувств.

– Понятно. Это твой способ быть добрым.

– Верно. Познакомьтесь, мистер Славный парень. С трудом удерживаюсь, чтобы не погладить себя по головке.

Она окинула меня внимательным взглядом.

– Извини, тебе, конечно, от моего остроумия проку мало.

Теперь я шел по следу мертвеца, медленно поднимаясь на небольшой пригорок – к семейному кладбищу. Дженнифер, похоже, ничего кругом не замечала. Шагов через пятьдесят она остановилась.

– Можешь ты сделать для меня одну вещь?

– Конечно. Даже то, о чем мы говорили, если когда-нибудь это окажется правильным.

Она натянуто улыбнулась.

– Потрогай меня.

– К-как? – поперхнулся я, растеряв все свое блестящее остроумие.

– Потрогай меня.

Что за черт?

Я прикоснулся к ее плечу. Она поймала мою руку, схватила и прижала к своей щеке. Я нежно погладил ее. Никогда еще я не касался кожи столь шелковистой. Дженнифер задрожала – и это была нехорошая дрожь. Глаза ее наполнились слезами. Она отвернулась, не знаю уж, от смущения или от страха. Потом опять повернулась ко мне. Мы двинулись дальше, подошли к невысокой кладбищенской ограде.

– Это для меня почти то же самое, – сказала она.

– Что?

– Никто до сих пор не трогал меня. Во всяком случае, сколько я себя помню. Кухарка, наверное, трогала, когда пеленала и что там еще делают с младенцами.

На мгновение я точно окаменел, уставившись на зловещее старое здание. У, проклятый холодный дом!

– Иди сюда.

– Что?

– Просто иди сюда.

Дженнифер подошла ближе – и я крепко обнял ее. Она была жесткая, как чугунный столб. Я подержал ее, потом отпустил.

– Еще не поздно начать. Каждому необходимо, чтобы его время от времени трогали и ласкали. Каждому человеку.

Я понял, чего она добивалась. Дело не в девственности, и секс тут ни при чем. Возможно, она не сознавала этого до конца, но ей представлялось, что секс – цена, которую придется заплатить за нечто действительно нужное.

Сколько раз Морли твердил, что как дело коснется калек и прочих ущербных, я становлюсь совсем простачком! Столько раз, что и не сосчитать. И он прав – если только у простачка может возникнуть потребность облегчить чужие страдания.