Его армия единым махом смела кехтанцев с эльлорского берега Сэллим, не дав закрепиться на противоположном. Потом инженеры навели переправу, и маршал Джевидж решил сделать нечто запоминающееся — он первым ступил на спорные земли, как это было принято в старину, когда завоеватель шел впереди своего войска. Росс не зря перечитал столько биографий и мемуаров великих полководцев прошлого — он знал, на кого равняться.

Потом этот символичный жест будет стократно обмусолен в газетах, осмеян и воспет в равной мере. Кому как больше нравилось, так и обозвали — и неуместным пафосом, и проявлением настоящего патриотизма.

В другое время года все выглядело бы иначе, но именно тогда в долине цвели белые ветреники, не похожие ни на что степные растения, — высокий бурый стебель, увенчанный пучком тончайших снежно-белых нитей, стелющихся по ветру, словно дивные волосы фей. Джевидж до сих пор в мельчайших подробностях помнил огромное, колышущееся мягкими переливчатыми волнами всех оттенков белого поле, уходящее вдаль, до самого подножия гор. Поле, взрезанное пополам буро-черной широкой полосой, которую протоптала бежавшая кехтанская армия, точно указующей, куда нужно идти дальше. И синее-синее небо над снежными вершинами горного хребта. Ах, что это был за день!

— Эта земля будет нашей! — сказал Росс Джевидж так громко, чтобы услышали не только прикомандированные к штабу военные корреспонденты, но и простые солдаты. — Нашей!

Его армия единодушно подхватила клич. «Нашей! Она будет нашей!» — орали эльлорцы что есть мочи и свято верили — так тому и быть. Раз Джевидж сказал, раз посулил победу, значит, так угодно императору и ВсеТворцу. На них лежит миссия, им предназначено завоевать богатые земли для своих детей, внуков и правнуков.

И вот Росс опять стоял на берегу Сэллима. Только теперь левый берег и вся долина до самых гор и все, что еще дальше, за горами принадлежали Эльлору.

И раз тогда у него получилось, то и сейчас получится. Всегда и все выходит по его желанию, надо только очень сильно захотеть. К тому же за прошедшие годы он стал умнее, хитрее и беспощаднее, и теперь у него есть ради кого рвать жилы. У него есть сын, он там — за рекой.

— Пожалуй, стоит найти себе пристанище на ночь, пообедать и расспросить местных о житье-бытье, — сказал Росс и не преминул напомнить: — Не забывайте, что мы здесь инкогнито.

— Так точно, мистрил Джайдэв! — шутливо отсалютовал телохранитель. — Мы вас не подведем.

Развивать тему не стали, рискуя снова вызвать гнев Фэйм. Она и так сердилась на Джевиджа. Проявлялось это в отрывистых фразах и резких жестах, адресованных спутникам. Моррану тоже досталось — за мужскую солидарность и полную поддержку начинаний патрона. В домашних условиях лорд канцлер быстро нашел бы лазейку к сердцу жены и растопил лед, но сейчас его вполне устраивала недовольная суровая Фэймрил. Пусть позлится вволю, меньше будет говорить и быстрее идти.

Морран всегда поражался актерским способностям своего подопечного. Воистину театральные подмостки утратили в лице лорда Джевиджа великого комедианта. Сколько раз мэтр Кил наблюдал за мгновенным преображением патрона, когда тот виртуозно менял свои маски. На заседаниях Совета Лордов — одна, с политическими противниками — другая, с магами — третья. Наверное, только единожды телохранителю удалось рассмотреть истинный облик канцлера — властного, устремленного к одному ему понятной цели человека, для которого нет ничего невозможного. Милорд как раз готовился к очередному раунду переговоров с малирским премьер-министром, собственноручно записывая тезисы и перепроверяя фактический материал. И вдруг о чем-то задумался, вскинул голову и уставился в пространство, будто вступив в мысленную схватку с невидимым оппонентом. Черные тени под глазами, нитка упрямо сжатых губ, тяжелый подбородок выпячен вперед — непримиримый боец в предвкушении сражения. Именно таким Моррану Килу навеки запомнится Росс Кайлин Джевидж — непокорным и не покоренным судьбой.

Но сейчас с каждым шагом в сторону Шадры благородный лорд превращался в отставного капитана рейнджеров мистрила Джайдева — в простецкого, но дружелюбного, немного тронутого на военной службе дядьку. Строгого, но справедливого вояку, по- мальчишески влюбленного в неказистую свою женушку. Даже глаза потеплели, подобрели чуточку.

Откуда столько лицедейства в одиннадцатом графе Джевидже, если актерство во все времена высшим сословием презиралось? Где в кадровом офицере, выпускнике Военной академии, поборнике дисциплины и уставов, прячутся запасы разнообразного житейского опыта? И когда, в какой момент он сам понял, что, спрятавшись за чужими личинами, можно добиться гораздо большего, чем идя напролом? Спросить бы, да не ответит.

— Дорогой двоюродный шурин, как вы находите название «Золото и свинец»? — полюбопытствовал Росс, указывая на гостиничную вывеску.

Морран окинул равнодушным взглядом обшитый деревом фасад гостиницы:

— Название как название. Ничего особенного. — И пожал плечами.

— А мне сдается — это намек.

— Какой?

— Пули льют из свинца, а золото проще всего добыть с помощью винтовки.

— О?! А я-то думал, что золото добывают киркой или ситом.