— Ты сказала «на этот раз»… Муж часто бил ее?

— Не сказать, чтобы часто, но бывало.

— За что же?

Анфиса так долго не отвечала на этот вопрос, что я уже и не чаяла дождаться ответа, но наконец произнесла тихим голосом:

— Мало ли, за что мужик бабу бьет… Это не мое дело. Значит было, за что.

— А где она теперь?

— Да где ж ей быть? Там и лежит.

— В избе?

— А где же еще…

— А муж? Он что, не видел, как она… наложила на себя руки?

— А он еще не проспался. Пытались ему объяснить, да куда там… Только мычит.

— А как ты думаешь, почему она сделала это? — без особой надежды на ответ спросила я, но он прозвучал быстро и совершенно неожиданно:

— Видно, совесть замучила.

— Совесть? Ты сказала совесть? Что же у нее были за грехи?

— Не мое это дело, барыня. Да и мало ли что люди говорят, не всему можно верить.

— А что же говорят люди?

— А вот вы у людей и спросите, — сверкнула она глазами и быстро отвела взгляд. — Ваш батюшка-покойник тоже этим интересовался.

Я не сразу поняла, что она имеет в виду, а когда сообразила, то хотела сразу же объяснить ей ошибку, но передумала.

Анфиса принимала меня за дочь Синицына. Именно поэтому она вечером открыла мне дом и разрешила там ночевать.

У меня подобная мысль промелькнула еще вчера, но я прогнала ее, сочтя совершенно невероятной.

«Ну конечно же, — подумала я, — иначе с какой стати ей оповещать меня о смерти Марии, и об имени она меня не спрашивает… А вот я-то имени дочери Синицина и не знаю».

Поймите меня правильно — я ни сном ни духом не собиралась никого вводить в заблуждение, просто обстоятельства сами сложились таким образом. Вышло одно из тех недоразумений, которые так любят авторы комедий для театра, а я всего лишь воспользовалась этим и только благодаря стечению обстоятельств некоторое время прожила под видом дочери и наследницы Синицына. Но опять я забегаю вперед, а в то утро я еще была полна сомнений и не знала, каким образом воспользоваться ошибкой Анфисы.

— Вы с мужиками-то будете встречаться? — спросила Анфиса, после того, как сходила за молоком и медом, добавила туда несколько капель коньяку и заставила меня выпить. — А то они интересуются.

— И что ты им ответила?

— Сказала, что пока вам не до этого, но обещала спросить.

— Вот и правильно, — как можно ласковее ответила я Анфисе, потому что за время ее отсутствия все обдумала и решила попытаться найти с ней общий язык. Я еще не знала тогда о ее колдовских способностях, но уже поняла, что она женщина неглупая и пользуется уважением среди крестьян. — Немного оклемаюсь, а там видно будет. А кто у вас староста?

— А вот муж Марии и есть наш староста.

— Он же горький пьяница, — удивилась я.

— Пьяницей он недавно стал, — вздохнула она. — И если бы… — продолжила было она, но, вероятно, передумала и только махнула рукой.

Она явно симпатизировала этому мужику и без всякого сочувствия относилась к его погибшей жене. Это было странно, скорее можно было бы ожидать обратного. Но Анфиса не хотела говорить со мной на эту тему, а заставить ее говорить я не могла.

— Как он очухается, пусть придет.

— Как скажете.

Я постепенно входила в роль владелицы Лисицына.

Но отношения старосты с женой интересовали меня не настолько, чтобы забыть о том, ради чего я приехала. И я сделала несколько попыток вытянуть из этой суровой женщины необходимые мне сведения.

Я понимала, что при этом нужно быть предельно осторожной и не допустить ни одной ошибки. Иначе я выдала бы себя с головой. И мне бы тогда ничего не оставалось, кроме как уехать отсюда побыстрее и никогда больше не возвращаться. А этого я допустить не могла, потому что Лисицыно было единственным связующим звеном между двумя преступлениями. Поэтому именно здесь надо было искать их разгадку.

Мало-помалу наши отношения налаживались, Анфиса перестала воспринимать в штыки каждое мое слово и рассказала мне, что прежние хозяева Лисицына, славные бездетные старики, умерли чуть ли не в один день. Судя по всему, это были типичные старосветские помещики, спокойно и без особых страстей прожившие свой век и оставившие все свое состояние, то есть Лисицыно и весьма скромную по тем временам сумму, своему единственному племяннику Павлу Синицыну.

Я прекрасно осознавала, что в соответствии со своей ролью должна была помнить этих людей, поскольку дочь Синицына прожила в этой деревне несколько детских лет. Поэтому не задавала лишних вопросов и должна была понимать или хотя бы делать вид, что понимаю все Анфисины намеки с полуслова.

Это было совсем не просто. Но я неплохо справилась с этой задачей, лишь в самых тяжелых случаях ссылаясь на плохую память и на вывихнутую ногу, которая якобы мешала мне сосредоточиться.

Явных промахов я не допустила, хотя благодаря своей осторожности наверняка не поняла и половины сказанного ею.

Но тем не менее я узнала много интересного. Например то, что старики умерли около года назад, то есть опять же незадолго до того, как погиб Александр.

Черпая сведения из случайных фраз и обрывков, я все-таки сумела составить довольно целостную картину событий прошлой весны.