– После того как Бак попытался превратить меня в фарш, я решил, что мне лучше держать рот на замке. А свое мнение – при себе.

– А у вас есть свое мнение?

– Да, мисс Виктория. У меня есть свое мнение.

Она бросила в него камешком. Он удивленно поднял глаза. Камешек был довольно большой, и удар оказался чувствительным. По выражению лица Виктории он понял, что она этого и добивалась.

– Я предпочту, чтобы вы вовсе не разговаривали со мной, если собираетесь звать меня «мисс Виктория».

– Все остальные так говорят, и вы вроде бы миритесь с этим.

– Но вы ведь не все остальные. Не так ли?

– Нет.

– Тогда почему же я должна обращаться с вами, как с другими? Я поняла, что вы не такой, как все, с первой минуты, как увидела вас.

– Я не совсем понимаю...

– Вы единственный человек, который относится ко мне как к нормальной личности, а не как к драгоценной куколке, которую следует охранять от посторонних и ее самой. Если вы собираетесь вести себя так же, я могла бы попросить Бака сопровождать меня. Он меня душит, но по крайней мере разговаривает со мной.

Тринити отбросил свою сдержанность. Неудержимая улыбка растеклась по его лицу.

– Я умею рассказывать анекдоты. Я умею рассказывать разные истории. Даже сказки. Что вы хотите услышать?

– Ничего из этого, – промолвила Виктория, но в глазах ее просияла ответная улыбка. – Я просто хочу, чтобы со мной обращались как с нормальным человеком.

Тринити взял маленький камешек и швырнул его в Викторию.

– А это зачем? – удивилась она.

– Если нормальный человек бросается в меня камнем, я отвечаю тем же.

– Как делали в восемь лет? – фыркнула Виктория. Она подобрала сосновую шишку и бросила ее в Тринити.

– Скорее, как в шесть или семь, – пожал он плечами. – Я рано повзрослел.

– Полагаю, теперь это делает вас пожилым.

– Если вы снова начнете цепляться к моему возрасту, я вообще не стану разговаривать, – пригрозил Тринити. – Возраст мужчины – вопрос для него чувствительный. Судьба женщины может зависеть от ее красоты, но судьба мужчины часто зависит от его силы и быстроты, то есть от его возраста.

– Вы полагаете, что мозги его особого значения не имеют?

Тринити помог ей встать, и она принялась отряхивать юбку.

– Имеют, но большинство молодых людей, к несчастью, не придают им этого особого значения.

Виктория уже было двинулась к лошади, но горечь в его голосе заставила ее резко остановиться и поглядеть на него.

– Вы имеете в виду что-то конкретное или это общее рассуждение?

– Общее, – ответил он, желая перевести разговор на другую тему. Он не хотел копаться в своем прошлом. Не хотел обнаруживать прошлую глупость, однако глубоко зарытый яд вырвался на поверхность, а с ним вся бессильная досада и ярость.

– Вы жалуетесь на то, что за вами присматривают, о вас заботятся и тревожатся, так что доводят этим до безумия. Но мужчины приучены делать это для женщин. Нашими матерями, бабушками, сестрами, тетушками. Все твердят нам, что мы обязаны уважать добропорядочных женщин, лелеять их, защищать от всякого вреда и отдавать за них свою жизнь, если не будет другого выхода. И никто никогда не рассказывает нам об иных женщинах. Тех, кто перережет вам горло, или будет лгать, или оберет до нитки почище мужчины. Они не учат нас отличать хороших от дурных. Не все женщины, которые встречаются в салунах, дурные, и не все, кто посещает по воскресеньям церковь, хорошие.

– И разумеется, приходит день, когда вы встречаете свою первую иную женщину. И она умело пользуется вашим воспитанием. Это так же легко, как отобрать конфетку у ребенка. Прежде чем вы успеваете сообразить, вы глубоко завязли и не знаете выхода из ситуации.

– И что? Разве тогда хорошие женщины вам помогают? Нисколько. Они топят вас еще глубже. Они говорят вам, что да, она плохая женщина, но вы сами виноваты, что встали на ее пути. Так что вы заслужили то, что получилось. И это станет вам уроком на будущее.

Тринити резко замолчал и сделал глубокий вдох, стремясь овладеть бурей нахлынувших чувств.

– Я хотела, чтобы вы поговорили со мной, но не знала, что вы можете взорваться. Надо было бросить в вас камешком пораньше.

– Простите, – откликнулся Тринити более спокойным тоном. – Вы задели больное место.

– Я так и поняла.

Тринити помог ей сесть в седло.

– Вы хотите рассказать мне об этом?

– Не знаю, почему я вообще об этом упомянул. Это случилось пятнадцать лет назад.