Фриц, откашлявшись, нерешительно косится на меня. Между нами метра два. Вюнше и прокурор сидят за столом. Мое присутствие, как вижу, Фрицу неприятно. Ему явно не хочется повторять свои показания при мне.

— Можно я отвечу наедине?..

Вюнше, мотнув головой, указывает ему на свободный стул у стены. Фриц неохотно берет его и усаживается возле стола.

— Итак, прошу, — говорит Вюнше.

— Еще с улицы я заметил свет в окне, будто что-то горит, — начинает медленно Фриц. — Сперва я подумал — пожар, потом решил, что залез вор — отец ведь хранит деньги в этой комнате. Поэтому я тихо пробрался в коридор, чтобы накрыть ворюгу. Глянул в замочную скважину, вижу — брат. Стоит у отцовского шкафчика и роется там. Взял шкатулку, открыл ее, вытащил пачку денег. Ну, думаю, решил обокрасть. Можете мне поверить, я чуть не рехнулся от стыда: неужто это мой брат, ведь я всегда за него вступался… хотя и спорил с другими, которые считали, что убил не он. Я-то полагал, что виноват он. — Фриц умолк.

— Дальше! — сказал Вюнше, поглядел на него некоторое время и перевел глаза на меня.

— Ну, а дальше и началось то самое. Вальтер вытащил из кармана конверт, такой большой, желто-коричневый. Положил его в шкатулку, а поверх — пачки с деньгами.

В больном плече у меня что-то задергалось. Я перевожу взгляд с Фрица на Вюнше, потом растерянно смотрю на Гартвига. По спине бегают мурашки, от страшной злости мой череп вот-вот взорвется. Вюнше, угадав, что сейчас может произойти, предостерегающе поднимает руку. Надзиратель становится между мною и Фрицем.

— Продолжайте, продолжайте, — торопит Вюнше «свидетеля».

— Я сразу побежал к отцу. — Фриц заговорил быстрее и чуть запинаясь. — Когда мы вошли в комнату, Вальтер хотел запереть шкатулку. Только теперь я заметил, что на диване лежит топор. Отец спросил у Вальтера, что все это значит. А Вальтер схватил топор и бросился на нас. Когда мы его одолели, он вырвался и прыгнул в закрытое окно.

Под конец голос Фрица выровнялся. Наверно, брат почувствовал себя увереннее от соседства надзирателя. Я хочу выразить свое возмущение, но старший лейтенант взглядом останавливает меня.

— Прежде вы не видели этого письма и фотографии? — спрашивает Гартвиг.

Фриц трясет головой.

— Нет, ни разу, откуда…

— Вот именно, откуда? — хладнокровно повторяет Гартвиг.

— Как вы думаете, зачем ваш брат положил, или, скажем лучше, подложил конверт в шкатулку? — подхватывает Вюнше реплику прокурора.

Сыгранная пара, ничего не скажешь. Так не хочется, чтобы эти люди, которым я симпатизирую и верю, дали сбить себя с толку…

— В каждом поступке есть свой смысл, — добавляет Гартвиг. — Особенно если он связан с таким огромным риском.

— Он хотел погубить отца, свалить на него всю вину, — выпаливает Фриц, не задумываясь.

— Ага! А это вполне возможно. — Вюнше прикидывается наивным, но в его голосе звучит неподдельное любопытство. Ответ Фрица, кажется, его удивил. — Какую же вину он хотел свалить на отца? — спрашивает он спокойно, однако взгляд его пронизывает «свидетеля».

Фриц резко выпрямляется. Нижняя челюсть его вдруг отвисла. Кажется, будто он прилагает неимоверные усилия, чтобы закрыть рот.

— Какую вину вы имели в виду? — повторяет Гартвиг приветливым тоном.

Каждая секунда молчания давит непосильным грузом Фриц беспомощно озирается и встречает мой враждебный взгляд.

— Ну, я сказал так, вообще, — в замешательстве бормочет он. — Зачем же ему тогда делать такие вещи?

— Да, зачем? — повторяет Вюнше, как бы размышляя. — И все же какую вину вы имели в виду? Вину в каком конкретном преступлении?

— Вину… дело могло касаться… касаться только убийства, — пролепетал Фриц.

— Убийства? — Вюнше, кажется, перестал соображать. Он с удивлением смотрит на Фрица и качает головой. — Ну какое отношение имеет конверт к убийству, не понимаю.

Фриц, выпучив глаза, оглядывает комнату и глотает комок, подступивший к горлу.

— Я так предполагал, — отвечает он упавшим голосом.

— Ага. — Вюнше записывает ответ брата и тут же дает ему подписать протокол допроса.

Продолжение очной ставки успеха не приносит. Каждый остается при своих показаниях. Вюнше и Гартвиг расспрашивают Фрица о каких-то бессмысленных деталях: где я стоял, когда он вошел в комнату; где лежал топор; что делал отец; как мне удалось снова завладеть конвертом, раз они оба напали на меня… Я перестал слушать и раздумывал о главном. Наконец Фрица выпроводили. Я не сомневался, что они упустили нить и распутать клубок им будет нелегко.

Старик вошел, скособоченный, как обычно. Увидев меня, он торжествующе усмехнулся. Грозный взгляд Вюнше и цепкие пальцы надзирателя усаживают меня обратно на стул, с которого я мгновенно вскочил.