Гроль поморщился: он не хотел подавать виду, что адвокат кажется ему сейчас дураком. Одуреть от каких-то лакированных железок! Он сделал еще одну попытку:

— Насчет Марана Брумерус ничего не говорил?

— Об этом у нас не было разговора, — ответил адвокат.

У Гроля испортилось настроение. Он проворчал:

— Высадите-ка меня у выезда на Нюрнберг. Грисбюль, надо надеяться, не настолько потерял голову, чтобы не заметить меня.

Весь остаток пути они молчали.

«Мерседес» и в самом деле показался уже через несколько секунд. Посадив Гроля, Грисбюль быстро набрал скорость. Ему явно доставляли удовольствие крутые повороты. Комиссар отметил это с досадой. Ассистент, кажется, тоже совершенно забыл о цели их поездки, его тоже опьянила машина.

— Я собирался, — сказал Гроль, держась за петлю над своим сиденьем, — представить вас к досрочному повышению. — Он пожалел об этой фразе, она была ошибкой: от приятного удивления Грисбюль с такой силой нажал на тормоз, что комиссару пришлось отвесить два поклона, а тряски он не любил. Он тут же поправился: — Но боюсь, что мне придется отказаться от своей затеи, Грисбюль, — сказал он, — вы же обалдели от этой машины!

Молодой человек проглотил обиду: он знал, что старик прав. Поэтому он ничего не ответил и, молча приняв упрек, начал наконец шевелить мозгами.

Гроль терпеливо ждал, он знал Грисбюля, он был уверен: тот опомнится!

Ассистент глубоко вздохнул, он взглянул на старика и сказал:

— Я записал все данные!

Он вытащил из нагрудного кармана блокнот и передал его Гролю.

— Последняя страница, — сказал он.

Гроль полистал блокнот. Он помассировал свою лысину, читая заметки Грисбюля. Потом закрыл глаза. Он обдумал конструкцию, над которой просидел всю минувшую ночь: вот она, одна из недостававших опор. Комиссар взглянул на ассистента и заметил его неестественный румянец. Он обидел молодого человека сильнее, чем того хотел. Поэтому он сказал:

— Когда я читал рассказ Метцендорфера, меня заинтересовали не его поездки во Франкфурт и в Пассау. Мне бросилось в глаза, что, возвращаясь с адвокатом из Бернека, Брумерус залил в бак восемнадцать литров бензина. После какой-то реплики заправщика Брумерус заявил, что наполнял бак бензином утром того же дня, когда известил телеграммой о своем приезде. Мне это показалось несообразным. У Брумеруса была привычка заливать бак до краев. Но на несколько километров до Бернека и обратно он никак не мог израсходовать восемнадцать литров. — Он усмехнулся. — Брумерус — человек ловкий. Я мог ждать от него любой увертки. Но по собственному его заявлению, он всегда точно соблюдал сроки техосмотра. К тому моменту, когда они остановились у заправочной станции, его машина, по свидетельству Метцендорфера, прошла тринадцать тысяч семнадцать километров. Техосмотр, как подтвердилось сегодня, состоялся в Мюнхене точно в срок, после двенадцати тысяч. Тысяча с лишним километров никак не соответствуют пробегу Мюнхен — Штутгарт — Бернек и обратно, до заправочной станции, зато почти в точности составляют расстояние Мюнхен — Бернек — Штутгарт — Бернек и обратно, до заправочной станции. — Гроль услышал взволнованное дыхание ассистента. Он усмехнулся и спокойно сказал: — Все это говорит за то, что вторым лицом на даче был Брумерус. Но ему ничего не стоит сказать, что заправщик ошибся, что несколько сот километров набежали в разъездах по Мюнхену и по Штутгарту. К тому же у него есть алиби.

— Алиби? — спросил Грисбюль. — Надо проверить, насколько оно твердо.

— Вы это и проверите, — определил Гроль. — Завтра поедете к Брёзельтау в Штутгарт, где Брумерус якобы тогда ночевал.

— Но если Брёзельтау поддержит его, — задумчиво сказал ассистент, — дела наши плохи. А Брёзельтау зависит от Брумеруса.

— На этот случай, — ответил комиссар, — у нас есть на даче наживка, которая его приманит, и приманка эта не только отрезок времени между восемнадцатым и девятнадцатым октября. Эта наживка — календарь, который находится на даче.

Грисбюль вспомнил. Он быстро сказал:

— Но пометки «ММ» нет на листке того дня.

Гроль зажмурил глаза и лишь после долгого молчания медленно сказал:

— Конечно! Брумерус ясно заявил, что делал эти заметки всегда послевизитов Маргит Маран. Но наше указание заставит его задуматься, и он уже не будет уверен, что не оставил каких-нибудь других, выдающих его пометок, если вторым лицом на даче был действительно он. Однако, — прибавил он быстро, — ошибаюсь я или нет, покажет лишь будущее.

Лиса — зверь хитрый и смелый, пойдет ли она в ловушку? Комиссар слыхал, что иные лисы отгрызали себе лапу, попавшись в капкан. Они предпочитали ковылять на трех лапах, но не лишаться свободы. Гроль не сомневался, что их лиса принадлежит к этой породе.

Грисбюль молчал. он ехал уже по городу, в гуще машин, улицы были узкие, опасности грозили со всех сторон, его внимание было напряжено.

— Как вы поступите с вашим лоскутным ковриком? — услышал он равнодушный вопрос комиссара.

— Минуту, — сказал ассистент, — я оставлю его в Байрейте. Если кто-нибудь оплатит мне лак…

Он сделал неопределенное движение рукой; старая машина для него больше не существовала, и Гроль представил ее себе ржавеющей на свалке металлолома или, если ее там не примут, на дне какого-нибудь ущелья — с оторванным щитком номерного знака.

Он вздохнул и легонько погладил волнистые поля лежавшего у него на коленях сомбреро. Такова нынешняя молодежь, думал он, у нее нет никакого уважения к старости!