– Наверное.

– Думаю, я закажу цыпленка, – Директор закрыл меню и положил на стол. – Да, цыпленок и бутылка охлажденного рейнского – как раз то, что сейчас нужно.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – с нежностью произнесла Джой, и, почувствовав, что с ним надо говорить по-другому, добавила: – ты не можешь уехать.

Киеу вспомнил разговор с Макоумером, перед тем, как тот отправился в Китай.

– Теперь ты знаешь о Фонде столько же, сколько и я.

– А он знал Кима? – спросил Киеу.

– Он знает о нем от Трейси, конечно, – сказал Макоумер. – Но они никогда не встречались.

– А фотографии?

– Нет. Служащие Фонда никогда не снимаются.

Киеу вспомнил, как он поклонился изваянию своего позолоченного Будды, глазами которого можно увидеть и познать все сущее.

– Тогда проблем не будет, – и он приступил к молитве, раскачиваясь и повторяя слова буддийских заповедей.

– Это слишком опасно, – голос Джой вернул его к действительности.

Он улыбнулся, погладил ее по мягким волосам.

– Как ты можешь знать такие вещи?

В глазах ее стояли слезы:

– Потому что я боюсь за тебя.

Он засмеялся:

– Мне ничто не может повредить. Мне удалось ускользнуть даже из новой Кампучии.

– Но призраки ее до сих пор тебя терзают...

Джой уже довольно давно спала с ним в одной постели и до того боялась его кошмаров так, будто они были ее собственные. Она не знала, что именно видел он в этих страшных снах, она его не спрашивала, не разговаривала с ним об этом. Но достаточно было почувствовать тот поток чудовищных эмоций, который изливался из него во время этих кошмаров, и тогда она обнимала, укачивала его, как ребенка, а он кричал во сне и без конца повторял что-то на кхмерском, что – она не могла понять. В эти страшные минуты он казался ей пришельцем, явившимся на землю откуда-то с дальней планеты.

Но ее тяга к нему, облегчение и покой, которые он приносил ей по ночам, привязывали ее к нему.

Только из-за него она все еще оставалась в этом особняке на Греймерси-парк. Без него она бы не выдержала своего странного брака, он бы ушла от Макоумера, вернулась к своим родным в Техас. Он был таким непонятным, этот кхмер, но в глубине души она сознавала, что эта загадочность и привлекает ее в нем.

– Мои призраки, – ответил Киеу, помолчав, – живут во мне. И они не могут мне повредить, даже в новой Кампучии.

– Но там все еще идет война.

Он взглянул на нее своими темными бездонными глазами.

– Большую часть своей жизни я провел на войне. Я дитя войны, в буквальном смысле. И неужто ты думаешь, что теперь война может меня погубить? После всего этого? – Он покачал головой. – Не бойся за меня, Джой. Вот он я, здесь, – он взял ее руку в свою, слегка сжал. – Я всегда здесь буду.

Прозвенел дверной звонок, Лорин сказала:

– Я открою.

Луис Ричтер наносил последние штрихи на их ужин, состоящий из сэндвичей с ростбифом и немецкого картофельного салата. Лорин глянула на часы. Она устала. Утром она, как обычно, занималась классом, который ее всегда успокаивал, а на этот раз почему-то раздражал необходимостью бесконечно повторять элементарные вещи. Правда, на дневной репетиции она немного успокоилась: они готовили новую постановку, и она хорошо поработала над своей партией. Большинство ее коллег ворчали в эти дни – Мартин навалил на них двойную нагрузку. Он не объяснял им причин, но в воздухе все же витало какое-то возбуждение и ожидание.

Лорин же после разрыва с Трейси была только рада погрузиться в работу. Она загоняла себя до смерти.

Идя к входной двери, она в очередной раз подумала о том, что значит для нее теперь Луис Ричтер. Когда-то у нее был дядя, который очень ее любил. Она помнила, как сидела у него на коленях, как он обнимал ее своими большими и сильными руками. Она помнила, как от него пахло табаком и одеколоном, ей нравилось класть свое маленькое ушко на его огромную грудь и слушать, как громко бьется его сердце. Он умер, когда ей было восемь лет, и с тех пор она никогда уже не чувствовала себя так хорошо со старшими. Кроме Луиса Ричтера.

Ей было так с ним интересно, что она даже неожиданно для себя стала думать над тем, что он сказал по поводу внезапного решения Джека Салливена обнародовать тот факт, что буквально накануне убийства в Каире Де Витта президент заявил, будто проблемы безопасности его совершенно не интересуют.

– Все понятно, – сказал тогда Луис Ричтер. – Я думаю, после этого в задницу старого Лоуренса вцепятся все, кому не лень.

Как часто случалось и с Трейси, широта его знаний, глубина суждений увлекли и ее.

Она улыбнулась своим мыслям и открыла дверь.

Увидев ее, Киеу, обмер. Это чувство было ему знакомо, он уже испытывал его в джунглях Камбоджи.

Очаровательная улыбка, которую он подготовил, мгновенно растаяла. Он ничего не мог с собой поделать: к горлу подступила тошнота, и, с трудом с ней справившись, он спросил:

– Луис Ричтер нев птас тай?

Жаркий летний день, на фоне желтого неба высятся пальмы. Влажность бусинками лежит на лбах и плечах. По четвергам они обычно танцевали в Чау Чхайа, неподалеку от Кемарина, тронного зала дворца, где ощущалось присутствие Сианука и всей длинной череды его предшественников, кхмерских царей.