В следующее мгновение сержант-связист внезапно вскрикнул и схватился руками за лицо. Осколок зажигательного снаряда попал ему прямо в нос. Он стал безвольно оседать вниз.

Полковник Макдональд бережно подхватил его:

— Все в порядке, Джок [33] , все в порядке, ты только не волнуйся. — Он осторожно опустил его на палубу, но сержант был уже мертв.

— Фредди! — что есть силы прокричал Макдональд майору Рори-Брику, пытаясь перекрыть оглушительные звуки разрывов снарядов и бешеную какофонию артиллерийской канонады. — Поставь дымовую завесу, Фредди! Ради Бога, сделай так — это наш единственный шанс прорваться сквозь этот ад!

Рори-Брик начал действовать с изумительной скоростью. Он бросился к устройству для запуска мин и ракет, которое стояло на корме скоростного катера. Вокруг майора свистели пули и рвались снаряды, но он сумел нащупать рукоятку управления установкой и резко дернул за нее. Первая длинная металлическая канистра дымовой завесы вылетела из установки и с громким плеском плюхнулась в море. За ней последовали остальные. Вскоре вся вода вокруг их катера была плотно усеяна черными канистрами со специальным составом дымовой завесы. Из канистр повалил густой дым, и вскоре над морем поднялась плотная серая стена. Молодой лейтенант, которому полковник Макдональд приказал командовать их катером, лихорадочно вывернул штурвал и устремился в самую гущу дыма, надеясь обрести там убежище и спасение. Вслед за ними под покров завесы бросилась еще одна «Эврика». Немецкий торпедный катер, заметивший этот маневр, устремился было за ними, бешено стреляя вслед из своей пушки, но на самом краю дымовой завесы внезапно сбросил скорость, а затем и вовсе остановился, не решаясь двигаться дальше.

Лэрд Аберноки и Дерта выдохнул с облегчением.

— Этот ублюдок не решается войти в зону дымовой завесы, боясь столкнуться с каким-то другим кораблем! — крикнул он своим людям. — Я думаю, что мы…

— Смотрите, сэр! — выкрикнул один из солдат, прерывая полковника. — В нас запустили торпеду!

Лэрд Аберноки и Дерта резко обернулся и увидел, как с борта торпедного катера в воду плюхнулась двухтонное смертоносное тело торпеды. Набирая ход, она двинулась прямо на них. Полковник остро почувствовал запах надвигающейся смерти. И лишь только в самый последний момент стоявшему за штурвалом молодому лейтенанту отчаянным, нечеловеческим усилием удалось повернуть корпус их катера так, что торпеда просвистела буквально рядом с ними, оставляя за собой зловещий кильватерный след.

— Ура! — вырвался слитный инстинктивный крик из глоток всех людей, которые находились в этот момент на «Эврике». Но уже в следующую секунду этот радостный крик застыл у них на губах — они с ужасом увидели, как пролетевшая мимо них торпеда врезалась в корпус другого катера, находившегося чуть дальше. Мощнейший взрыв встряхнул их собственную посудину так, точно это был бумажный кораблик. Коммандос попадали на палубу катера и схватились за все, что только можно, чтобы не свалиться в воду. От звука взрыва заложило уши. Макдональд, скрючившись точно так же, как и все остальные, вжался в подрагивающий металл палубы. Он едва мог дышать — воздух был пропитан едким запахом взрывчатки. Легкие полковника разрывались от боли, из глаз текли слезы.

И вдруг все было кончено. Вокруг стало необыкновенно тихо. Шотландец с трудом поднял голову и увидел, что от катера, в который только что попала немецкая торпеда, и от людей, которые были на нем, не осталось ничего. Все исчезло, и единственным напоминанием о том, что они когда-то существовали, были только лишь расходящиеся круги на воде.

Между тем металлические канистры со специальным составом дымовой завесы, которые англичане еще раньше разбросали вокруг себя, продолжали исправно исторгать дым, и через несколько секунд десантники окончательно скрылись в густом тумане. Лэрд не видел ничего, кроме носа собственного катера — дальше все терялось в густом белесом дыму. Рокот моторов немецких торпедных катеров начал постепенно стихать. Похоже, немцы решили, что с ними покончено, и стали постепенно уходить. Полковник прислушался. Да, немецкие торпедные катера явно отплывали к себе на базу. И вдруг он понял, что из всей десантной флотилии остался лишь он сам и еще 18 человек на борту их «Эврики», которым и предстояло брать штурмом батарею Геббельса.

Чувствуя, как от боли у него буквально разрывается сердце, он сделал глубокий вздох. Голова раскалывалась. Нужно было обрести ясность мыслей — хотя бы для того, чтобы понять, как можно вырваться из этой ловушки. Едва узнавая свой собственный голос, полковник Фергюс Макдональд с трудом произнес, обращаясь к стоявшему за штурвалом молоденькому лейтенанту:

— Отлично, сопляк, двигай к берегу. Мы будем атаковать их!

— Что там случилось, Чапперль [34] ? — недовольно пробормотал полусонный Адольф Гитлер, называя Еву Браун прозвищем, к которому он прибегал только тогда, когда был по-настоящему недоволен своей подругой.

Ева Браун тряхнула головой, откидывая назад гриву своих светлых волос, упавших ей прямо на лоб, и твердо произнесла:

— Адольф, тебя срочно просят к телефону по крайне важному делу. Твой личный адъютант Линге стоит и ждет за дверью.

Морщась, Гитлер с трудом открыл глаза, и рукой поправил всклокоченные ото сна волосы. Неожиданный яркий свет, бивший прямо в глаза, сильно раздражал его, но делать, похоже, было нечего — прямо на него смотрела Ева Браун, а за дверью ждал Линге. Гитлер нахмурился. Вчера вечером он затащил все свое окружение в кинозал, и там все они до двух часов ночи смотрели новый фильм. Неудивительно, что сейчас он едва мог открыть глаза.

— Но я же, перед тем, как лечь спать, отдал приказ не будить меня раньше десяти часов, — раздраженно буркнул он. — Я же должен хоть чуть-чуть отдыхать, когда не нахожусь непосредственно на линии фронта. Как, черт побери, я смогу руководить Германией, если буду не в форме?

— Да, да, мой бедный маленький гепард, я понимаю, — протянула Ева Браун и потерлась своими роскошными обнаженными грудями о лицо фюрера. — Но дело в том, что что-то случилось во Франции. В местечке, которое называется Дьепп… — Она обезоруживающие улыбнулась. — Это все, что я поняла, Адольф. Тебе же известно, что я плохо разбираюсь в вещах подобного рода.