Шульце потряс головой и попробовал прочистить уши. Он едва ли сумел расслышать хоть слово из того, что только что сказал ему Матц. В ушах экс-докера по-прежнему страшно звенело от неистового грохота снаряда, который промчался у них прямо над головой и разорвался в каких-то метрах от танка. У сидевшего рядом с ним молодого штурманна-стрелка, который так и забыл закрыть рот после взрыва, из носа и ушей текла кровь.

Чуть-чуть придя в себя, шарфюрер осторожно высунулся из танковой башни и попытался определить их местоположение в густом облаке белого дыма, который окружал Pz-IV, подобно налетавшему с моря туману, столь характерному для Гамбурга — родного города Шульце.

— Ну что там творится? — услышал он в наушниках вопрос Матца.

— Не приставай ко мне, кусок обезьяньего помета! — огрызнулся шарфюрер. — Просто держи свою ногу на педали газа и готовься промчаться до башни так быстро, как только сможешь!

— Да понял я, понял… — бросил Матц. Танк тронулся с места и, быстро набирая скорость, двинулся вперед.

— Смотрите, господин шарфюрер! — с тревогой воскликнул молодой баварец.

— Что случилось?… О, проклятье! Мы выходим из дымовой завесы! — простонал Шульце.

Неожиданный порыв ветра, налетевший со стороны моря, рассеял дымовую завесу справа от них. И теперь они на скорости тридцать километров в час влетали прямо в этот прогал.

— Осторожнее, Матц! — крикнул Шульце.

Одноногий роттенфюрер уже заметил опасность. Он что есть силы заблокировал левую гусеницу, поворачивая танк влево, — но было уже поздно. Они уже вырвались на открытое пространство. Pz-IV был виден как на ладони в лучах августовского солнца, неожиданно залившего своим светом вершину прибрежного утеса.

— Мамочка… — выдохнул Шульце, ни к кому конкретно не обращаясь и с ужасом глядя на огромное башенное орудие, которое принялось разворачиваться в их сторону. — Все, кажется, это конец…

— Во имя Иисуса милосердного, поверните же это проклятое орудие! — истерически орал лэрд Аберноки и Дерта на Кертиса и Мензиса, которые возились с артиллерийским орудием. — А вы, все остальные, — не стойте неподвижно, как идиоты, а помогите им. Да живее, живее!

Кертис запрыгнул в кресло наводчика, предоставив поворачивать орудие другим.

— Все, готово! — крикнул Мензис.

Кертис приник к окуляру прицела. Немецкий танк оказался точно в перекрестье прицела.

— Сейчас я выстрелю, — выпалил он, хватаясь за рукоятку «огонь».

Он прекрасно понимал, что уже в следующую секунду немецкий танк окажется в «мертвой зоне», недосягаемой для их орудия.

— Да стреляй же, ради Бога! — выкрикнул полковник Макдональд. Он был весь в поту. — Стреляй!

Кертис произвел выстрел. Орудийная башня вновь наполнилась грохотом выстрела и едким запахом сгоревшего пороха. Лэрд Аберноки и Дерта инстинктивно зажмурил глаза. Когда мгновение спустя он открыл их, то увидел тяжелую болванку снаряда, уносящегося прямо в открытое море, и зад немецкого танка, беспрепятственно въезжающего в «мертвую зону».

Когда Pz-IV остановился в пятидесяти метрах позади замолчавшей орудийной башни, Шульце лично взялся за рычаги управления танковой пушкой.

— Следи внимательно за моей работой, сопляк, — наставительно обратился он к штурманну, сидевшему рядом с ним. — Сейчас ты увидишь, как берется за дело настоящий специалист. Чтобы сделать ту работу, за которую я собираюсь взяться, надо обращаться с танковым орудием точно так же, как обращаются с девственницей — хотя, боюсь, ты так никогда и не узнаешь, как именно это делается. — Он хмыкнул. — Короче говоря, с ней надо обращаться мягко, нежно, аккуратно, стараясь ни в коем случае не сделать ей больно — и в то же время надо проявлять достаточно хитроумия, чтобы заставить ее в конце концов лечь на спину и раскрыть перед тобой свои жемчужные врата. Точно так же мы заставим и засевших в той башне англичан быстренько распахнуть тяжелые железобетонные двери, за которыми они укрылись, и сдаться нам. — Шарфюрер ласково погладил танковое орудие.

— Ради Бога, Шульце, — жалобным голосом отозвался снизу Матц, — я не смогу выбраться из водительского сиденья, если ты будешь продолжать разглагольствовать в том же духе, — член будет мешать. Что, черт побери, происходит? Такое впечатление, что ты разговариваешь о девчонках из борделя Рози-Рози…

Шульце повернул башню танка так, что 75-миллиметровая пушка Pz-IV нацелилась прямо на центр орудийной башни. Сделав глубокий вздох, он закричал во всю мощь своих легких:

— Ну что, томми, долог путь до Типперэри [44] ? Так вот и валите по нему!

Первый выстрел шарфюрера Шульце лишил Кертиса зрения. Он отшатнулся от бойницы, в которую влетели осколки, и осел на пол. Его лицо представляло собой одну сплошную кровоточащую рану.

Извиняющимся тоном он произнес:

— Мне очень жаль, лэрд, но я ничего не вижу. Этот взрыв лишил меня зрения.

А когда в орудийную башню ударил второй танковый снаряд и всю ее внутренность заволокло дымом и пылью, Кертис отполз в угол и попросил не трогать его и не прикасаться к нему. Его приятель Мензис уселся по соседству с ним и принялся нараспев читать псалмы.