«… Начали они подходить к Гавриилу, прося о написании имен на карточках за здравие и упокой.
Гавриил начал усердно содействовать молебствию за добровольную плату. Через несколько часов почувствовал он уже в кармане вес нескольких медных гривен.
Это усугубило его ревность и заставило возвысить цену, что, однако, горячих богомольческих сердец не могло отвратить от исполнения их добрых намерений.
Богомольцы морщились, но платили; так шло, или скорее – бежало время.
Время пробежало, оставя Гавриилу Добрынину воспоминания о дне святого Николая и пятьдесят копеек, собранные с богомольцев.
Сумма по тому времени немаловажная. …»
Рождение оного
В 1751 году через город Севск, на сотнях подвод проехали гетман малороссийский Разумовский и епископ Кирилл, человек тоже труднозабываемый.
В 1752 году в семье священника Ивана Добрынина родился и был крещен именем Гавриил мальчик.
Младенец этот нашел в священном звании из родственников своих двух дедов и отца.
Дед священничал в Севском уезде, в пятистах верстах от Москвы, в селе Родогоже, на реке Нерусе, а другой дед, по матери, – в том же уезде, в селе Неваре.
Мальчик рос. В 1756 году родогожский дед его уехал в Москву для окончания тяжебного дела с соперниками своими. А в 1757 году, апреля двенадцатого, умер Иван Добрынин.
Сейчас же при вести о смерти сына старик впал в горячку.
Плакал Гавриил Добрынин на реке Нерусе, жалко ему было отца.
Жить было нечем. Нужно было ехать к другому деду, неварскому.
Переселение к деду
По прибытии к деду неварскому жил у него Гавриил почти год, и исполнилось ему шесть лет.
Велел дед ему положить в землю три поклона перед иконой, и начали они вступление в науку азбуки.
А наука его была свирепая. Говорилось тогда, что ангельское нужно терпение ребенку для того, чтобы научиться складывать слово «ангел».
Учение было замысловатое. По регламенту Славяно-греко-латинской академии оно состояло из фары – класса, где учили читать и писать по-латыни, инфимы, где преподавали славяно-русскую и латинскую грамматику, синтаксис, риторику, философию и богословие.
Префект оной академии по регламенту должен был быть не весьма свиреп и не меланхолик.
Доучивались в академии до вопросов, где сотворены ангелы, могут ли они приводить в движение себя и другие тела, как они мыслят и понимают – посредством соединения, различения или как-нибудь иначе, а также каков объем ангела. Но Гавриил Добрынин до этой высокой ступени не достиг. Говорится, что доброе начало – половина дела. Неварский дед кончил дело на этой половине. Между тем из Москвы прибыл родогожский дед. Прибыл он в севский Спасский монастырь для тяжбы своей с неприятелями.
Природа вложила в него сердце мягкое, хотя и кляузное. Поэтому написал он письмо о присылке ему внука в Севск.
Но неварский дед не находил надобности отягощать себя нарочною подводою.
Жребий Гавриила колебался между двумя дедами немалое время.
Наконец, после светлого праздника, на десятую пятницу, решила судьба послать Гавриила в Севск.
В день этот бывает в Севске ярмарка. И на ярмарку эту послал неварский священник племянника своего Степана за сухой рыбой, называемой таранью, а заодно поручил ему и отвезти внука. Мать Гавриила осталась пока при своем отце.
Переселение от одного деда к другому
Родогожский дед, увидев внука, схватил его на руки с восхищением и, прижимая к груди, называл оставленной ему от бога на утешение отраслью и другими именами.
Дед был по натуре боек, памятлив, понятлив, горяч, предприимчив, неустрашим в злоключениях и терпелив в горестях.
Долговременные по присутственным местам иски правосудия против злодейских и разбойничьих на него нападений послужили ему к знанию в судоведении, и ежели бы ему да образованность, то был бы он человек государственный.
Родогож принадлежал графу Чернышеву, а управляем был смоленским шляхтичем Краевским.
Краевский, злобствуя на деда по причине его судебной предприимчивости, а может быть и за любовную предприимчивость, захватил его насильно, затащил в конюшню и мучил там насмерть.
Рано умерла жена родогожского деда.
По правилам, у священника второй жены нет, а должен быть вдовец монахом.
Потащили деда до монастыря. По монастырям тащил он свою тяжбу с Краевским.
Тоска держала родогожского деда.
С тоски познакомился он с рукоделиями – столярничал, портняжничал, переплетал. По вечерам сидел дед под деревом с внуком.
Уже заперты монастырские ворота.
Не для старика подстенные лазы, а вечер хорош.
И тут под деревом пел запертый старик любимую свою песню:
Ах! Как трудно человекуЖить без счастья в младом веку.Печаль тяжко сокрушает,Сердце в скорбех всегда тает.Ах, младые мои лета,Что дражайши всяка цвета!В несчастии уплывают,Дряхлу старость ожидают;Когда ж пройдет цвет младости,Не чаешь быть уж в радости.С весны зима неприятна.Ах! Жизнь наша так превратна!В старом веке нет покою,Только болезни с бедою;Тогда счастье хоть бы было,Уж в старости не так мило!Счастье, где ты пребываешь?Или с зверьми обитаешь?Перестань, счастье, со зверьми жити,Прийди бедну послужити.