– Жалко? – приподнял брови Глотов. – Я адепт Ницше: «выживает сильнейший». Тот, кто проиграл, недостоин занимать прежнее место под солнцем.

Мужчины шли, беседуя обо всем, кроме дела. Так что микрофоны и камеры, установленные Лариным на деревьях вдоль аллейки, по большому счету, остались без работы. С тем же успехом их можно было установить и на людной улице. Хозяин жестом указал гостю путь в дом. Вскоре они уже оказались в кабинете Глотова. За овальным окном покачивали верхушками деревья. Хусейнов не мог скрыть радости по поводу победы своего пса, глаза его сияли. Он опустился в мягкое антикварное кресло, кейс поставил на колени.

– Выпить хочешь? – Александр Филиппович всех сильных мира сего, кого позволяли обстоятельства, называл на «ты».

– Не откажусь, – пальцы гостя беззвучно барабанили по рифленой поблескивающей крышке.

– Вискарь или коньяк?

– То же, что и себе, – нашелся с ответом Хусейнов. – В компании нужно пить то, что и другие.

Глотов подошел к бару, плеснул коньяк в широкие бокалы, подал Хусейнову.

– А теперь ты мне скажи, какого хрена твои молодчики у меня в имении гнездо осиное свили?

– Вы же сами разрешили временно использовать вашу территорию. У нас с вами уговор, Александр Филиппович, – неискренне удивился Хусейнов.

– Я не на это согласие давал. Подставить меня хочешь? Три человека, ну четыре, груз важный на короткое время спрятать – это можно. Но не гнездо вить.

– Обстоятельства вынуждают, – тоном просителя проговорил Хусейнов, – мы все делом компенсируем.

– Компенсируешь... Ты ни хрена не решаешь, а твой хозяин мне об этом ничего не говорил.

– Вы переговорите с ним, он в курсе.

– Ладно, давай, показывай, что там ваши спецы написали.

– Учли все ваши советы по первому варианту проекта, внесли правки, исправили формулировки, – Хусейнов торопливо развернул кейс к себе и поднял крышку.

На стол Глотову легла стопка распечатанных на принтере страниц. Александр Филиппович принялся читать, глаза его бегали по строчкам; иногда он приостанавливался, произносил слова вслух, словно их на вкус пробовал:

– Проект указа... учитывая заслуги... в целях дать реальное наполнение местным традициям и повысить авторитет власти на местах... ввести в республике должность... Так: дополнение к указу... Назначить имамом...

Хусейнов следил за реакцией хозяина кабинета, тот отложил бумаги.

– Ладно, большего из ваших умников не вытянуть. Сойдет. Переговорю с нашими в Думе, подготовлю почву. На следующей неделе я с самим встречаюсь. Ему мое мнение будет интересно. Понимаешь?

– И мы уже почву готовим. Ваш интерес непременно учитываем.

– Новости смотрю. Сводки из Ульяновской области мне на стол ложатся. – Глотов поднял глаза на собеседника. – А ты почему про нападение на ваши склады в Наро-Фоминске молчишь? А?

Хусейнов дернул головой.

– Волновать не хотел. Там же все обошлось. Мы до приезда милиции успели точку зачистить. Не думал, что вам это интересно.

– С вашими абреками надо ухо держать востро. Кто на склад напал, кто стрельбу поднял? Кому это понадобилось?

– Точно пока не выяснили. Но найдем, – твердо пообещал Хусейнов.

Глотов внешне оттаял, еще плеснул коньяку, затем мечтательно потер руки:

– Давай за успех твоего пса выпьем. Настоящий боец. Только для начала я тебя со своим смотрителем псарни познакомлю, – после чего пытливо посмотрел на гостя.

Тот подвоха не учуял, согласно кивнул, посчитал дела решенными. Дверь кабинета отворилась, вошел Ларин. Хусейнов чуть было не поперхнулся коньяком, узнав в пришедшем того, кто стрелял на складах, того, кому удалось уйти у него из-под самого носа. Узнал, но промолчал, ждал, что скажет Глотов. А Александр Филиппович продолжал разыгрывать из себя простака, который не понимает, что творится у него под носом.

– Ты вот ему скажи, – показал он Ларину на Хусейнова. – Тебе сегодня мою собаку было жалко? А то он Горца пожалел.

– Этих собак для боя и вывели, и разводят. Не было бы собачьих боев, они бы и на свет не появились, – ответил Ларин. – Они своей смертью за жизнь своего вида людям платят. Тут – как с домашними свиньями. Их очень много на свете, куда больше, чем диких. Но свиньи существуют лишь для того, чтобы их убивали и ели. Потому мне ни их, ни бойцовых собак жалко не бывает.

– Вот-вот, слышишь, что неглупый человек говорит, – оживился Глотов. – Свиней убивать надо.

Хусейнов нервно повел головой, почувствовав, куда клонит Глотов, а тот продолжил: