– Женечка, через час к тебе подъедет один из моих доверенных людей. Дело в том, что твой отец не успел передать очень важные для меня бумаги… Я заплатил твоему отцу приличные деньги, но так и не получил их…

– Но ведь он скоропостижно умер…

– В том-то и дело. В общем, к тебе придет мой человек. Ты ему отдашь папки. Ты же знаешь, я принял довольно активное участие в похоронах, внес посильный вклад…

– Но я не знаю, какие бумаги вам нужны. Я вообще ни разу не заходила в кабинет по сле смерти отца. Там, наверное, целые горы бумаг.

– Мне нужны бумаги по делу Чичерина. Это тоненькая серая папочка. У тебя еще целый час. Зайди в кабинет, поищи. Будь умницей и сделай то, о чем я тебя прошу. Если не сможешь найти сама, тебе поможет мой человек.

– Хорошо, – вздохнула я обреченно.

Взяв свечу в подсвечнике, я поднялась по старой дубовой лестнице на второй этаж. Пламя свечи причудливо высветило картину в тяжелой раме, висящую на стене. Это полотно создала я. Я изобразила отца. Вернее, что это отец, знала только я одна. Черное, причудливое, трехголовое чудовище со звериным оскалом и длинным торчащим пенисом… В эту картину я вложила всю свою ненависть, которая накипела во мне за многие годы. Я подарила картину отцу в день его рождения, сказав, что создала по велению души. Отец пришел в дикий восторг и повесил на центральной лестнице. Он так и не понял, что я изобразила его. Он думал, что это злобное существо – плод моего воображения, моей фантазии, моего безумия. После смерти отца я уничтожила все его фотографии. Сегодня – последнюю. Оставила только этот «портрет».

– Здравствуй, папа, – подмигнула я чудовищу и провела ладонью по холсту.

Чудовище, самое настоящее исчадие ада, смотрело на меня мертвыми глазами. Полюбовавшись на свой шедевр, я вошла в кабинет. Отец не любил, чтобы я отвлекала его от работы, и никогда не пускал меня дальше порога. Его кабинет, где он пропадал сутками, много курил, думал, делал важные звонки, и моя мастерская, заставленная мольбертами, банками с красками и множеством безумных картин, находилась рядом. В мастерской прошли мои детство и юность. Это был мой мир, понятный только мне. Дни напролет переносила я здесь на полотна свое безумие.

Я тихонько толкнула дверь кабинета. Она легко открылась. Старинный письменный стол был завален бумагами. Я принялась за дело. Перебрав гору папок, фотографий, каких-то записок, поняла, что документов о Чичерине нет…

Я подошла к шкафам. Боже мой, сколько барахла! Когда я стану полноправной хозяйкой, вытащу весь этот хлам на улицу и разожгу самый настоящий костер. Я буду плакать и смеяться, глядя, как превращается в золу этот ненужный хлам. Вот так. Столько лет жизни отец собирал все эти листочки, аккуратно подшивал их в папки, не разрешал к ним да же прикасаться. А я возьму и сожгу…

Даже не знаю, сколько времени я провозилась в кабинете. Прервал мои поиски звонок в ворота. Я распахнула дверь, сморщилась от дневного света и смахнула выступившие слезы. Проклятая светобоязнь… По дорожке я дошла до каменного забора, посмотрела в глазок в железной калитке и увидела молодого мужчину. Он был довольно симпатичный и производил впечатление преуспевающего человека. Почувствовав, что на него смотрят, незнакомец сообщил:

– Я от Игоря Николаевича. Мне нужно забрать папку с документами по делу Чичерина.

Открыв железную калитку, я через силу натянуто улыбнулась.

– Я просмотрела черт знает сколько папок, но нужной с фамилией Чичерин нигде нет.

– Предоставьте это мне. Я могу пройти в дом?

– Да, конечно.

Я закрыла калитку и последовала за ним по дорожке к дому. Потянув на себя входную дверь, молодой человек резко застыл и остановил на мне ничего не понимающий взгляд:

– Там беспросветная темень…

– Не обращайте внимания. У меня есть свечи.

– У вас что, проблемы с электричеством?

– Нет. Просто я не люблю дневной свет. – Я легонько отстранила его и пошла к лестнице.

– Вы живете в полной темноте?

– Да. Я полная противоположность отцу. Он обожал дневной свет, а я его просто не выношу.

– А как же телевизор?

– Его можно смотреть в темноте…

– Вы довольно странная.

– Может быть.

– Вы работали на отца?

– Нет. Я художница. Я пишу картины при медленно догорающих свечах.

Поднявшись по лестнице, мужчина остановился у портрета отца, достал платок и смахнул выступивший на лбу пот.

– Это ваша работа?

– А как вы догадались?

– Такую картину мог нарисовать только человек с больным воображением.

– Оно у меня и в самом деле больное. Я этого не стыжусь.

– Как вы придумали это чудовище? Оно вам приснилось? – Мужчина заинтересованно посмотрел на меня.

– Зачем мне что-то придумывать? Этот зверь сопровождал меня всю жизнь. Это портрет отца.