Получив письмо Гитлера, Сталин отдал команду Ворошилову, и тот 21 августа зачитал западным военным миссиям заявление, в котором говорилось, что переговоры могут быть возобновлены, как только будет решен вопрос о пропуске войск.

21 августа Сталин поблагодарил Гитлера за письмо, выразил надежду, что пакт станет «поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами» и согласился на прибытие Риббентропа 23 августа. Этому дню суждено было стать историческим.

Когда Гитлер узнал, что Риббентроп может ехать в Москву 23 августа, он воскликнул: «Это стопроцентная победа! И хотя я никогда этого не делаю, теперь я выпью бутылку шампанского!» [624]

Гитлер говорил 22 августа, что теперь боится только одного, что «в последний момент какая-нибудь сволочь предложит план посредничества» [625] . Имелся в виду Чемберлен.

Поскольку Польша своим несогласием на проход войск заблокировала военные переговоры в Москве, заключение англо-франко-советского союза до близившейся развязки германо-польского конфликта перестало быть реальной альтернативой германо-советскому сближению. Очевидно, что после заключения пакта о ненападении между СССР и Германией военное соглашение вообще не могло быть заключено. 22 августа Ворошилов встретился с Думенком, который как раз накануне получил согласие правительства на подписание военной конвенции, буде ее проект все-таки выработается. Ворошилов сказал: «Французские и английское правительства теперь слишком затянули политические и военные переговоры. В виду этого не исключена возможность некоторых политических событий…» [626] Возможность была именно не исключена. Переговоры с Риббентропом могли еще и сорваться.

Тем временем слухи о советско-германском сближении не на шутку обеспокоили Японию. 22 августа, когда советские танки уже прорвали японский фронт за Халхин-Голом, японский посол Осима встретился с Вайцзекером. Он был крайне обеспокоен тем, что «если Россия освободится от забот в Европе, она усилит свой фронт в Восточной Азии и оживит китайскую войну» [627] . Союз с коммунистической державой явно противоречил обязательствам Германии по Антикоминтерновскому пакту. Посол «ожидает в Японии некоторый шок» от подписания пакта. Вайцзекер стал успокаивать японца, разъясняя, что пакт будет способствовать нормализации советско-японских отношений. Да и прежнее толкование антикоминтерновского пакта как антисоветского устарело. Ведь «для Японии Англия стала врагом № 1, а Германии угрожает не столько русская, сколько британская политика». И если уж быть до конца откровенными, то когда Германия предлагала еще сильнее углубить немецко-японское сотрудничество, «японское правительство тянуло» [628] (5 мая японцы отказались дополнить Антикоминтерновский пакт военным соглашением). Пришлось послу проглотить пилюлю. Но японцы не забыли, что Гитлер не ставил их заранее в известность о своих внешнеполитических прыжках, и в 1941 г. при очередном резком повороте не последовали за ним. Вайцзекер признал: «Мы пересели на русскую лошадку и сумели… быстро отдалить от себя японцев» [629] .

23 августа, прилетев в Москву, Риббентроп встретил прохладный прием, но на очень высоком уровне. В переговорах участвовал лично Сталин, который не поддерживал разговоры о «духе братства» двух народов, а деловито торговался.

Советская сторона приняла немецкие поправки к проекту пакта, кроме помпезной преамбулы о дружбе.

В окончательном виде проект предусматривал:

«Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами».

«В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, Другая договаривающаяся сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу». Немцы поправили советский проект так, чтобы было неважно, кто стал инициатором войны.

Статья 3 предусматривала взаимные консультации по вопросам, представляющим взаимный интерес. Статья 4 фактически аннулировала Антикоминтерновский пакт: «Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны» [630] . После этого Антикоминтерновский пакт пришлось заменять Тройственным пактом, который был заключен в 1940 г. Но и военная конвенция СССР с Великобританией и Францией стала невозможной.

Статья 5 предусматривала комиссии для урегулирования споров и разногласий. По настоянию немцев была вписана формулировка о «дружественном» обмене мнениями. По предложению немцев договор заключался на 10 лет и должен был вступить в действие немедленно.

Сложнее шел раздел сфер влияния. Риббентроп предложил линию, примерно соответствующую линии Керзона (объявленную в 1919 г. границу этнической Польши), за которую германские войска не намерены заходить в случае войны. Территория восточнее этой линии была признана сферой интересов СССР. Риббентроп предложил СССР распоряжаться судьбой Финляндии и Бессарабии. Прибалтику было решено поделить на сферы интересов: Эстонию (наиболее опасное направление «клещей») — Советскому Союзу, Литву — Германии. По поводу Латвии разгорелся спор. Риббентроп пытался «отбить» в немецкую сферу влияния Либаву и Виндаву, но эти порты были нужны Советскому Союзу, и Сталин знал, что соглашение Гитлеру дороже, чем два порта и вся Латвия в придачу. И так советская сфера влияния была меньше, чем владения Российской империи. Гитлер не стал упрямиться и отдал Латвию, сообщив свое решение Риббентропу в Москву.

Впрочем, если бы Сталин настаивал на других требованиях, Гитлер был готов уступать «вплоть до Константинополя и проливов» [631] .

Секретный протокол предусматривал: «1. В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих прибалтийским государствам (Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве), северная граница Литвы будет являться чертой, разделяющей сферы влияния Германии и СССР. В этой связи заинтересованность Литвы в районе Вильно признана обеими сторонами» [632] .

«2. В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих Польскому государству, сферы влияния Германии и СССР будут разграничены примерно по линии рек Нарев, Висла и Сан.

Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих Сторон сохранение независимости Польского государства, и о границах такого государства будет окончательно решен лишь ходом будущих политических событий.

В любом случае оба Правительства разрешат этот вопрос путем дружеского согласия» [633] .