Шрифт:
* * *
Пока луна, что встала над сосной, Не спустится до камышей у речки, На камне у воды сидеть я буду, Держа в руках безмолвный каягым… А дикий гусь, отставший от своих, Летит куда-то и кричит в тревоге! * * *
Дымка в ивах на обрывах — Иволги пора. Дождь на нивах сиротливых — Время цапли седой. Но чайка, потерявшая пару, Вечно будет кружить над водой. * * *
Позволь обратиться к тебе, луна! С чарой вина отворяю окно. Ты ясна, ты кругла, Как в древние времена. Прости, ведь беседы с тобою вести После Ли Бо никому не дано! * * *
Все как встарь — лунный свет на снегу, Колокола глухой, одинокий удар. В башне южной сижу, размышляя О государях древних династий. Сумерки над развалинами стены городской» Сладить с тоской не могу. * * *
Рядом живем — словно за много ли, А ты еще едешь в чужие края. Горы так высоки, реки так глубоки — Только во сне можно их одолеть. Будь воля моя — луною стала бы я, Чтобы светить тебе и на краю земли! * * *
Отсветы зимней луны в окне. Голос ветра в чужой стороне. Безмолвствую в одиночестве Пред одинокой свечою. Тревожат мысли о пустяках. Нет, не уснуть сегодня. Чансиджо неизвестных авторов
Первые шесть стихотворений в переводе Анны Ахматовой, следующие четыре — Н. Мальцевой, остальные — С. Бычкова
* * *
Кузнечик, о кузнечик! Ты милый мой кузнечик! Скажи, зачем, кузнечик, Когда луна заходит И ночь уже бледнеет, Свою заводишь песню Протяжным голоском, Как будто горько плачешь И брошенную будишь. Хотя ты мал и жалок, Но в этой спальне женской, Где сплю я одиноко, Один ты только знаешь, Что в сердце у меня. * * *
Как за косу таскал монашку бонза! [1324] Да и она его за чуб драла. И оба оглушительно орали: «Я прав!» — «Нет, я права!» — «Не ты!» — «Не ты!» Толпа слепых меж тем на них глазела, Шел спор о них среди глухонемых. * * *
Туго я любовь перевязал И взвалил ее себе на плечи. А теперь бреду я чуть живой Через кручи горные Тхэсана [1325] . А друзья, не зная, что за груз Я несу, кричат: «Бросай скорее!» Нет, пускай измучусь я совсем, Пусть умру под тяжестью недоброй,— Я ее не брошу никогда. 1324
«Как за косу таскал монашку бонза!..»— В этом сиджо (в корейском это — чансиджо) неизвестный автор осуждает свары среди придворных группировок.
1325
Тхэсан— Здесь, видимо, идет речь о знаменитой в дальневосточной поэзии горе Тайшань.
* * *
Средь тварей всех и на земле и в небе, Что страх внушает, что вселяет ужас? Тигр белолобый, волк или гиена, Удав, гадюка, скорпион, стоножка, Лесная нежить, упыри и злыдни, Мондаль [1326] и челядь властелина Ада, Посланцы всех владык из Царства мертвых… Ты, эту нечисть всю перевидавший, Когда с любимой тщетно ищешь встречи, В груди твоей пылает пламень жгучий, И ты горишь уж не живой, а мертвый, И вот ты с нею встретился, и что же? Дрожишь, объят неодолимым страхом, И руки, ноги у тебя чужие, И перед ней не можешь слова молвить… Воистину, она всего страшнее. 1326
Мондаль— блуждающая душа умершего (умершей) неженатым (незамужней).
* * *
Как женщины между собой не схожи! Напоминает сокола одна; Другая ласточкой сидит на кровле; Одна — журавль среди цветов и трав; Другая — утка на волне лазурной; Одна — орлица, что с небес летит; Другая как сова на пне трухлявом. И все ж у каждой есть любимый свой, И каждая прекрасна для кого-то. * * *
Я всех извел бы петухов и псов,— Вредней их нет среди живущих тварей. Вдруг ночью под окном крикун-петух Неистово захлопает крылами И, гордо шею вытянув свою, Закукарекает и, подымая Уснувшую в объятиях моих, Меня с моей любовью разлучает. А пес у бедной хижины моей Залает вдруг и ну кусать подругу, В полночный час идущую ко мне, Свирепый пес ее обратно гонит. Пусть только подойдут к моим дверям Торговец птицею или собачник, Я крепко вас свяжу, петух и пес, Чтоб им отдать, отдать без сожаленья! * * *
«Смотри скажу, смотри скажу! Теперь скрывать не стану. Сказала, за водой идешь — И обманула мужа. Сняла ведерко с головы, К колодцу прислонила, Потом подушечку свою Приладила к ведерку, К соседу-богачу пошла, С ним обменялась взглядом И, взявши за руку его, О чем-то с ним шепталась, И вы пошли за коноплю, Что было там — смекаю: Потоньше стебли полегли, А толстые остались, Качаясь, как под ветерком… Все мужу расскажу я». «Из молодых, да ранний ты! И, видно, врать приучен. А я — крестьянская жена, Весь день трудилась в поле».