Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии
вернуться

Коллектив авторов
Шрифт:
Посвящаю Вэй Ба, живущему на покое
В жизни нашей редки были встречи, Мы как Шан и Шэнь в кругу созвездий. [757] Но сегодняшний прекрасен вечер — При свече сидим с тобою вместе. Молодость ушла бродить по свету, Головы у нас седыми стали. Спросишь о друзьях — иных уж нету, И душа сгорает от печали. Нужно было два десятилетья, Чтоб я вновь вошел в твои покои. У тебя, гляжу, жена и дети, И детей — не двое и не трое. С уважением меня встречая, О дороге спрашивают длинной. Но, вопросы эти прерывая, За вином ты посылаешь сына. И велишь пырей нарезать свежий, Рис варить, с пшеном его мешая, И за то, чтоб быть в разлуке реже, Пьем, за чаркой чарку осушая. Десять чарок выпил — не хмелею, Но я тронут дружбой неизменной… Завтра ж нас разделят, к сожаленью, Горных кряжей каменные стены.

757

В жизни нашей // редки были встречи, // Мы как Шан и Шэнь // в кругу созвездий. — Две звезды: Шэнь — в западной части неба и Шан — в восточной — никогда не бывают видны одновременно. По древней легенде, это дети мифического правителя Гао-сина, которые постоянно враждовали. В наказание Верховный владыка поселил их в разные созвездия.

Прощание бездомного
Как пусто все на родине моей: Поля у хижин — в зарослях полыни. В деревне нашей было сто семей, А ныне нет их даже и в помине. О тех, кто живы, не слыхать вестей, Погибшие гниют на поле боя. А я из пограничных областей Сюда вернулся старою тропою. По улице иду я в тишине, Скупое солнце еле золотится. И попадаются навстречу мне Лишь барсуки да тощие лисицы. В деревне нету никого нигде, Одна вдова живет в лачуге нищей. Но если птица помнит о гнезде, То мне ль не помнить о своем жилище? С мотыгой на плече весенним днем Пошел я в поле наше за рекою, Но разузнал чиновник обо всем — И снова барабан не даст покоя. Но хоть служу я там, где отчий край, Кому на помощь протяну я руки? Теперь куда угодно посылай: Мне не придется думать о разлуке. Нет у меня ни дома, ни семьи, Готов служить и там, где мы служили. Лишь мать печалит помыслы мои — Пять лет она лежит в сырой могиле. При жизни я не мог ей помогать: Мы вместе плакали о нашей жизни. А тот, кто потерял семью и мать,— Что думает о матери-отчизне?
Вижу во сне Ли Бо [758]
Если б смерть разлучила нас — я бы смирился, поверь, Но разлука живых для меня нестерпима теперь, А Цзяннань [759] — это место коварных и гиблых болот, И оттуда изгнанник давно уже писем не шлет. Закадычный мой друг, ты мне трижды являлся во сне, Значит, ты еще жив, значит, думаешь ты обо мне. Ну, а что, если это покойного друга душа Прилетела сюда, в темноту моего шалаша?.. Прилетела она из болотистых южных равнин, Улетит — и опять я останусь во мраке один. Ты в сетях птицелова, где выхода, в сущности, нет. Где могучие крылья не в силах расправить поэт. Месяц тихим сияньем мое заливает крыльцо, А мне кажется — это Ли Бо осветилось лицо. Там, где волны бушуют, непрочные лодки губя, Верю я, что драконы [760] не смогут осилить тебя.

758

«Вижу во сне Ли Бо»— Стихотворение написано, вероятно, в Циньчжоу, где поэт жил некоторое время после увольнения в отставку. От Ли Бо, с которым он расстался в 745 г., Ду Фу давно не имел известий. Он слышал, что Ли Бо за службу в ставке мятежного принца Линя был сослан в Елан, находившийся в глухих дебрях Юго-западного Китая, но не знал, жив ли тот или умер, не знал также, видимо, о том, что Ли Бо попал под амнистию.

759

Цзяннань(букв.: «К югу от реки Янцзы») — видимо, в Гуйцзи, на территории современной провинции Чжэцзян.

760

Драконы— По древним поверьям, дракон повелевал водной стихией.

В единении с природой [761]
1Скупое солнце дорожит лучом, Речные струи — в водяной пыли. Все отмели покрыты камышом, От дома к дому тропки пролегли. Халат я лишь накидываю свой И Тао Цяню следую во всем. Нет пред глазами суеты мирской, Хоть болен я — а легок на подъем. 2Встречаю я весеннюю зарю Там, где цветы заполонили сад. И с завистью теперь на птиц смотрю, А людям отвечаю невпопад. Читая книги, пью вино за двух, Где трудно — пропущу иероглиф. Старик отшельник — мой хороший друг Он знает, что я истинно ленив.

761

«В единении с природой» — Стихотворение написано в «крытой травой хижине», как поэт называл домик, в котором жил на берегу протоки Хуаньхуаси, в окрестностях Чэнду, в провинции Сычуань.

Жаль
Зачем так скоро лепестки опали? Хочу, чтобы помедлила весна. Жаль радостей весенних и печалей,— Увы, я прожил молодость сполна! Мне выпить надо, чтоб забылась скука, Чтоб чувства выразить — стихи нужны. Меня бы понял Тао Цянь, как друга, Но в разные века мы рождены.
Стихи о том, как осенний ветер разломал камышовую крышу моей хижины
Осенний ветер дует все сильней, Дела свои разбойничьи верша: Он с тростниковой хижины моей Сорвал четыре слоя камыша. Часть крыши оказалась за рекой, Рассыпавшись от тяжести своей. Часть, поднятая ветром высоко, Застряла на деревьях средь ветвей. Остатки в пруд слетели, за плетень, И крыша вся исчезла, словно дым. Мальчишки из окрестных деревень Глумятся над бессилием моим. Они, как воры, среди бела дня Охапки камыша уволокли Куда-то в лес, подальше от меня, Чем завершили подвиги свои. Рот пересох мой, губы запеклись. Я перестал на сорванцов кричать. На стариковский посох опершись, У своего окна стою опять. Стих ветер над просторами земли, И тучи стали, словно тушь, черны. Весь небосклон они заволокли, Но в сумерках почти что не видны. Ложусь под одеяло в тишине, Да не согреет старика оно: Сынишка мой, ворочаясь во сне, Поистрепал его давным-давно. А дождь не то чтобы шумит вдали — Он просто заливает мне кровать, И струйки, как волокна конопли, Он тянет — и не хочет перестать. И так уж обессилен я войной, Бессонница замучила меня, Но эту ночь, промокший и больной, Как проведу до завтрашнего дня? О, если бы такой построить дом, Под крышею громадною одной, Чтоб миллионы комнат были в нем Для бедняков, обиженных судьбой! Чтоб не боялся ветра и дождя И, как гора, был прочен и высок, И если бы, по жизни проходя, Его я наяву увидеть мог, Тогда — пусть мой развалится очаг, Пусть я замерзну — лишь бы было так.
Записал свои мысли во время путешествия ночью
В лодке с высокою мачтой тихою ночью плыву я. Гладя прибрежные травы, легкий проносится ветер. Мир заливая сияньем, светит луна, торжествуя, И над Великой рекою [762] воздух прозрачен и светел. Если бы литература мне помогла хоть немного: Освободила от службы — вечной погони за хлебом. Ныне ж мое положенье [763] схоже своею тревогой С чайкой, которая мечется между землею и небом.

762

Великая река —Речь идет о реке Янцзы, вниз по которой из Чэнду передвигался на джонке Ду Фу с семьей.

763

Ныне ж мое положение… — Положение поэта в это время (осенью 759 г.) было чрезвычайно тяжелым: о государственной службы он ушел, не выдержав царившей среди чиновничества атмосферы взяточничества, низкопоклонства, взаимной вражды и подозрительности, здоровье его непрерывно ухудшалось.

Не спится
В Цаньянском ущелье [764] вода черна. Сменилась ночная стража. В таком тумане плывет луна — Порой не увидишь даже. Увы! Не назначить желанный срок Для старческих снов непрочных: Ведь только во сне находить я мог Свой Персиковый источник [765] .

764

Цаньянское ущелье— находится на берегу Янцзы.

765

Персиковый источник. — См. стихи «Персиковый источник» наст. тома.