Шрифт:
12
Allons! за великими Спутниками! о, идти с ними рядом! Они тоже в дороге — стремительные, горделивые мужчины и самые чудесные женщины, В море они радуются и штилю и шторму, Они проплыли по многим морям, исходили многие земли, Побывали во многих далеких краях, посетили немало жилищ, Они внушают доверие каждому, они пытливо изучают города, они одинокие труженики, Они встанут порой на дороге и вглядываются в деревья, в цветы или в ракушки на взморье, Они танцуют на свадьбах, целуют невест, лелеют и холят детей, рожают детей, Солдаты революционных восстаний, они стоят у раскрытых могил, они опускают в них гробы, Они идут по дороге, и с ними их спутники, их минувшие годы, С ними бредет их детство, Им весело шагать со своей собственной юностью, со своей бородатой зрелостью, С женственностью в полном цвету, непревзойденной, счастливой, Со своей собственною величавою старостью; Их старость спокойна, безбрежна, расширена гордою ширью вселенной, Их старость свободно струится к близкому и сладостному освобождению — к смерти. 13
Allons! к тому, что безначально, бесконечно. Много трудностей у нас впереди, дневные переходы, ночевки, Все ради цели, к которой идем, ради нее наши ночи и дни, Чтобы пуститься в другой, более знаменательный, торжественный путь, Чтобы не видеть ничего на этом пути, кроме цели, чтобы дойти до нее и шагнуть еще дальше вперед, Чтобы не считаться с расстоянием и временем, только бы дойти до нее и шагнуть еще дальше вперед, Чтобы не видеть иного пути, кроме того, что простерт перед тобою и ожидает тебя, Чтобы идти к той же цели, куда идут все творения, бог ли их создал или нет, Чтобы убедиться, что не существует сокровищ, которыми ты не мог бы владеть без труда и без денег, обделенный на жизненном пиру и все же участвуя в пире, Чтобы взять самое лучшее, что только могут дать тебе ферма фермера или дом богача, И целомудренное счастье дружной супружеской пары, и плоды и цветы садов, Чтобы обогатить свою душу всеми щедротами города, по которому тебе случится пройти, Чтобы унести из него здания и улицы и нести их повсюду, куда ни пойдешь, Чтобы собрать воедино при встречах с людьми все их мысли и всю их любовь, Чтобы увести с собою тех, кто полюбится вам, а все прочее оставить позади, Чтобы понять, что весь мир есть дорога, очень много дорог для блуждающих душ. Все уступает дорогу душам, идущим вперед, Все религии, устои, искусства, правительства — все, что было на этой планете или на любой из планет, разбегается по углам и укромным местам перед шествием душ по великим дорогам вселенной. Всякое другое движение вперед есть только прообраз и символ этого шествия человеческих душ по великим дорогам вселенной. Вечно живые, вечно рвущиеся вперед, гордые, удрученные, грустные, потерпевшие крах, безумные, пылкие, слабые, недовольные жизнью, Отчаянные, любящие, больные, признанные другими людьми или отвергнутые другими людьми, — Они идут! они идут! я знаю, они идут, но я не знаю куда, Но я знаю, что идут они к лучшему — к чему-то великому. Выходи же, кто бы ты ни был! выходи, мужчина или женщина! Ты не должен прохлаждаться и нежиться в доме, хотя бы ты построил его сам. Прочь из темноты закоулка! из укромных углов! Никаких возражений! они не помогут тебе: я знаю все и выведу тебя на чистую воду. Я вижу тебя насквозь, ты не лучше других, Ты не заслонишься от меня ни смехом, ни танцами, ни обедом, ни ужином, ни другими людьми, Я вижу сквозь одежду и все украшения, сквозь эти мытые холеные лица, Вижу молчаливое, скрытое отвращение и ужас. Вашего признания не услышать ни жене, ни другу, ни мужу Об этом страшном вашем двойнике, который прячется, угрюмый и мрачный, Бессловесный и безликий на улицах, кроткий и учтивый в гостиных, В вагонах, на пароходах, в публичных местах, В гостях у мужчин и женщин, за столом, в спальне, повсюду, Шикарно одетый, смеющийся, бравый, а в сердце у него смерть, а в черепе ад; В костюме из тонкой материи, в перчатках, в лентах, с поддельными розами, Верный обычаям, он ни слова не говорит о себе, Говорит обо всем, но никогда — о себе. 14
Allons! сквозь восстанья и войны! То, к чему мы идем, не может быть отменено ничьим приказом. Привела ли к победе былая борьба? И кто победил? ты? твой народ? Природа? Но пойми меня до конца: такова уж суть вещей, чтобы плодом каждой победы всегда становилось такое, что вызовет новую схватку. Мой призыв есть призыв к боям, я готовлю пламенный бунт. Тот, кто идет со мной, будь вооружен до зубов. Тот, кто идет со мной, знай наперед: тебя ждут голод, нужда, злые враги и предатели. 15
Allons! дорога перед нами! Она безопасна — я прошел ее сам, мои ноги испытали ее — так смотри же не медли, Пусть бумага останется на столе неисписанная и на полке нераскрытая книга! Пусть останется школа пустой! не слушай призывов учителя! Пусть в церкви проповедует поп! пусть ораторствует адвокат на суде и судья выносит приговоры! Камерадо, я даю тебе руку! Я даю тебе мою любовь, она драгоценнее золота, Я даю тебе себя самого раньше всяких наставлений и заповедей; Ну, а ты отдаешь ли мне себя? Пойдешь ли вместе со мною в дорогу? Будем ли мы с тобой неразлучные до последнего дня нашей жизни? На Бруклинском перевозе
Перевод В. Левика.
1
Река, бурлящая подо мной! Тебе смотрю я в лицо! Вы, тучи на западе, ты, солнце почти на закате, вам также смотрю я в лицо. Толпы мужчин и женщин, в будничных платьях, как все вы мне интересны! И тут, на пароме, сотни и сотни людей, спешащих домой, вы все для меня интересней, чем это кажется вам, Вы все, кто от берега к берегу будете год за годом переезжать на пароме, вы чаще в моих размышленьях, чем вам могло бы казаться. 2
Неощутимую сущность мою я вижу всегда и во всем. Простой, компактный, слаженный строй, — пускай я распался на атомы, пусть каждый из нас распался, — мы все — частицы этого строя. Так было в прошлом, так будет и в будущем, Всечасные радости жизни — как бусинки в ожерелье — при каждом взгляде, при каждом услышанном звуке, везде, на прогулке по улицам, при переезде реки, Теченье, так быстро бегущее, спешащее вместе со мною туда, далеко, И следом за мною — другие, и связь между ними и мной, Реальность этих других, их жизнь и любовь, и слух, и зренье. Другие взойдут на паром, чтоб с берега ехать на берег, Другие будут смотреть, наблюдая теченье, Другие увидят суда на севере и на западе от Манхаттена, и Бруклинские холмы на юге и на востоке, Другие увидят большие и малые острова, Полвека пройдет, и на переправе их снова увидят другие, и снова солнце увидят, почти перед самым закатом, И сто лет пройдет, и много еще столетий, и все это снова увидят другие, И будут радоваться закату, и спаду прилива, и обнажившему берег отливу. 3
Ничто не помеха — ни время, ни место, и не помеха — пространство! Я с вами, мужчины и женщины нашего поколения и множества поколений грядущих, И то, что чувствуете вы при виде реки или неба — поверьте, это же чувствовал я, И я был участником жизни, частицей живой толпы, такой же, как всякий из вас, Как вас освежает дыханье реки, ее широкий разлив — они и меня освежали, Как вы стоите над ней, опершись о перила, несомые быстрым теченьем, так сам я стоял, уносимый, Как видите вы, так видел и я неисчислимые мачты, широкоствольные трубы больших пароходов я видел. Я сотни раз пересекал эту реку и видел солнечный диск почти перед самым закатом, Я видел декабрьских чаек, я видел, как на недвижных крыльях они парят над водой, слегка покачиваясь в полете, Я видел, как желтый луч зажигает их оперенье, но часть его остается в глубокой тени, Я видел медлительные круги, друг за дружкой бегущие борозды от кораблей, направлявшихся к югу, Я знаю, как небо, по-летнему синее, отражается в тихой воде, Я знаю, как ослепляет сверкающий солнечный след, Как выглядит ореол из лучей, подобных тончайшим центростремительным спицам, вкруг тени, упавшей от моей головы на воду, искрящуюся под солнцем, Я любовался прозрачной дымкой, окутывающей холмы на юге и юго-западе, Смотрел на дымы, косматые, словно овечье руно, и чуть отливавшие фиолетовым, Смотрел на внешнюю гавань и на входящие в порт корабли, Следил, как приближались они, и на них были те, кто мне близки, Я видел белые паруса плывущих шлюпок и шхун и видел суда на якоре, Матросов, крепящих снасти, карабкающихся на мачты, И круглые мачты, и зыбкие палубы, и змейками вьющиеся вымпела, Большие и малые пароходы, и лоцманов в лоцманских будках, И белый след за кильватером, и колеса, дрожащие в быстром вращенье, Я флаги всех наций видал, я видел, как опускают их на закате, Как черпают землю со дна машины, и волны бегут кружевами, крутя и дробя свои белые гребешки, Пространства, бледнеющие вдали, и в доках гранитные серые стены портовых складов, И ввечеру, на светлой воде — темнеющие буксиры, прижавшиеся к бортам широких, медлительных барж, и лодки, груженные сеном, и кое-где — запоздалые лихтеры [143] , И там, во тьме, на другом берегу — разверстые зевы плавильных печей, пылающих ярко, слепящих глаза, бросающих свет на кровли домов и в провалы улиц из черноты, где бешено пляшет их красный и желтый огонь. 143
Лихтер — несамоходное грузовое судно, служащее для дальних перевозок на буксире.
4
И это, и все, и везде казалось мне точно таким же, каким оно кажется вам, Я очень любил города, я любил величавую, быструю реку, Все женщины, все мужчины, которых я узнавал, были мне близки, И так же другие — все те, кто меня вспоминают в прошедшем, потому что я видел их в будущем (Это время придет, хоть я еще здесь — и днем и ночью я здесь). 5
Так что же тогда между мной и вами? Что сто́ит разница в десять лет или даже в столетья? И что б это ни было, в этом ли дело, когда ни пространство, ни время не могут нас разделить; И я жил на свете, я Бруклин любил — обильный холмами, был он моим, И я бродил по Манхаттену, и я в омывающих остров соленых во́дах купался, Меня, как вас, волновали внезапно рождающиеся вопросы, Днем, среди шумной толпы, они набегали вдруг на меня, И ночью, когда приходил я домой, когда лежал я в постели, они являлись ко мне, И я возник из водной стихии, из которой возникла вся жизнь, И, обретя свое тело, обрел я и личность свою, И то, что я существую, познал через тело свое, и то, чем я мог стать, через тело свое и познал бы.