— Я слышал, что вам не нравится галстук старшего лейтенанта Куккера? Так вот, когда вы сможете работать так, как он, я разрешу вам приходить на службу хоть в купальном костюме.

– Ясно?

Всем стало ясно, и Рудольфа оставили в покое. Слава лучшего оперативника прочно закрепилась за Куккером.

Но сегодня Рудольф превзошел самого себя. Он был в песочном однобортном костюме, малиновой шелковой рубашке и коричневой, в белый горошек бабочке. Куккер присел у стола, достал блокнот. Рукава пиджака опустились, обнажив огромные янтарные запонки, исполненные в виде боксерских перчаток.

— Так, Эвальд Альфредович, кое-что есть, — сказал Рудольф, неодобрительно покосившись на дымящуюся в пепельнице папиросу. — Кое-что.

– Давайте, Рудди. — Эвальд погасил папиросу. — Давайте.

– Об отправке денег знали двенадцать человек.

Эвальд присвистнул.

– Это не так много, как кажется на первый взгляд. Восемь из них отпали сразу. Остались трое. Старший экономист Виктор Киндлус, секретарша начальника отдела Марта Мете и инкассатор Майт Магнус.

– Почему вы отобрали именно этих людей?

– Из восьми оставшихся, нарком и два его зама, два товарища из Москвы и трое людей, которых я знал лично по работе в подполье.

— Весомо. А что же те трое?

— Киндлус оформлял бумаги и получал деньги; у него их принимали сотрудники, ехавшие в уезд. Секретарша Марта Мете печатала приказы о командировке и документы. Инкассатор Магнус должен был ехать на этой машине.

– Любопытно. Почему же он остался?

– Магнус спортсмен, играет в баскет за сборную города. Остался по просьбе спортобщества — в тот день был отборочный матч перед первой спартакиадой республики.

— Послушайте, Рудди, вы все время называете цифру двенадцать, а пока я вижу лишь одиннадцать фигурантов по делу.

– Двенадцать. — Куккер усмехнулся. — Я не ошибся. Именно двенадцать. О поездке знал человек из спортобщества.

– Кто?

— Тренер.

— Откуда вы знаете?

– Он позвонил замнаркому и просил освободить Магнуса от поездки в уезд.

– Кто тренер?

– Пауль Калле.

– Что известно о нем?

— Профессионал. Я его знаю. Человек, всю свою жизнь любивший свои мышцы. Да… Я понимаю, что вы хотите спросить, капитан. При немцах он тренировал гимназическую команду.

«Как сложно все, — подумал Эвальд. — В армии все просто, а здесь оккупация, практически неизвестность. Политики, ставшие бандитами, спортсмены-профессионалы вне политики. Каша».

– Ну что же делать будем?

– Подождите. Я знаю Калле. Он действительно вне политики. В 1942 году он долго объяснял мне, что спорт и искусство стоят вне общественной жизни…

– Искусство ради искусства, и спорт ради спорта?

— Немножко не так. У него теория более стройная. Спорт делает человека физически красивым, а искусство красит душу, создает особый внутренний мир, уберечь который от внешних посягательств помогает сила.

— Чушь какая-то. Симбиоз Ницше и раннего Вольтера.

— Что вы сказали, капитан?

– Ничего, это я пытаюсь обосновать его философскую плат форму.

– Я слабо в этом разбираюсь, капитан, но Калле, насколько я знаю, вел себя всегда одинаково.

– То-то и оно, Рудди, то-то и оно. — Эвальд встал, потянулся. — Надо заменить диван, чертовы пружины скоро сломают мне ребра.

– Легче поймать Юхансена и спать потом дома, чем у хозяйственников наркомата получить что-нибудь путное.

– Меня, Рудди, всегда интересовали только легкие пути к личному комфорту, так что ваш совет принят. Но давайте вернемся к нашему разговору. Так кто же из этой четверки внушает вам подозрение?

– Все.

– То есть?

– Любой из них мог умышленно сообщить об отправке денег или проговориться случайно.

– А вы не считаете возможным, что был кто-то пятый?

– Безусловно. Мог быть и пятый. Возможно, что он даже существует, но на него мы выйдем только через эту четверку.

– Разумно. Давайте вызывать.

– Уже.

– Что уже?

– Я допросил Киндлуса и Марту Мете. Вот протоколы допроса, выписки из личного дела и служебные характеристики.

– А что же Магнус?

– Я не застал его. Он на стадионе, сегодня ответственная тренировка.

– Понятно, видимо, Калле тоже там?

– Безусловно.

– Что ж, я быстро просмотрю это, — Эвальд хлопнул ладонью по протоколам, — и едем в спортклуб. Это далеко?

– Семь минут ходьбы.