Я поспешила оправдаться:

– У меня нет респираторных признаков.

В ту же секунду в носу зачесалось, и я не смогла сдержать оглушительное «апчхи».

Тоненький палец Анны Ивановны уперся в чашечку, стоявшую на столе.

– Отлично. Посуда облеплена микробами. Сейчас ее возьмет официантка, пронесет по залу, передаст на кухню, там чашку поставят в мойку, небрежно ополоснут и нальют кофе следующему клиенту. Результат: корь получат все – посетители, которых обслужит официантка, народ в рабочих помещениях, тот, кто после вас выпьет эспрессо, не говоря уже об Антоне и мне. Вы безответственны и эгоистичны.

– Да нет у меня кори! – воскликнула я.

– Великолепно, – протянула Анна Ивановна, – а бюллетень на две недели? Понимаете, в какие условия вы нас поставили? В загсе не хватает сотрудников, брачующихся много, разводящихся толпы, полно регистрирующих естественные процессы рождения-смерти, а вы заняли штатную единицу и отправились в ресторан? Проводите время с мужчиной, наплевали на службу, не подумали о коллегах, которые вынуждены исполнять ваши обязанности. Это саботаж! За такое раньше сажали в тюрьму! Расстреливали!

Анна Ивановна села за стол, открыла сумку, вынула папку, достала оттуда пару листов бумаги и велела:

– Пишите заявление об увольнении по собственному желанию, поставьте сегодняшнее число. Вы нам не подходите, под каким углом ни смотри, все очень плохо. Вы подцепили корь и гуляете в ресторане! Вы безответственная эгоистка, распространитель инфекции, которая может перерасти в эпидемию. Утверждаете, что не больны? Следовательно, вы лентяйка, и снова безответственная эгоистка, которой безразличны коллеги и брачующиеся-разводящиеся. Испытательный срок вы не прошли, надеюсь, мы больше никогда не встретимся. Антон! Мы с мамой, конечно, не всегда были довольны твоим образом жизни, однако с улыбкой принимали твоих женщин. Но сейчас я выскажусь вполне определенно: твои отношения с данной особой необходимо прекратить прямо сейчас! Немедленно!

Завершив гневную тираду, Анна Ивановна взяла нацарапанное мною заявление, аккуратно убрала его в папку, сунула ту в сумку, повесила ее на плечо, встала, вздернула голову и с идеально прямой спиной пошла к выходу, не сказав «до свидания». Несмотря на неприятную сцену, я в душе позавидовала заведующей. Со спины ей не дать больше двадцати лет. Да еще не всякая юная девушка обладает такой идеальной фигуркой. Может, окликнуть даму и поинтересоваться, какой диеты она придерживается?

– М-да, – изрек Антон, когда Анна Ивановна исчезла за порогом, – не расстраивайся! Кстати, инкубационный период кори составляет от восьми до четырнадцати дней и болезнь заразна лишь до начала высыпаний, я пинал тебя под столом ногой, но ты не среагировала, продолжала нести чушь.

Я изобразила на лице беспечность.

– Жизнь частного детектива полна неожиданных поворотов, в загс меня занесло по служебной необходимости.

– Аня принципиальна до идиотизма, – грустно сказал Антон, – с детства такая. Если кто соврал, он предатель, больше моя сестра с ним дел иметь не станет, он будет в реке тонуть, она мимо пройдет и руки не протянет. Надеюсь, глупое происшествие не помешало твоей работе? Ты надеялась спустя несколько дней вернуться в загс?

Надеялась? Да я столько времени искала хоть какие-нибудь следы Гри, с огромным трудом вычислила, где именно можно обнаружить необходимую информацию, почти подобралась к ней и… облом. Вредная Анна Ивановна больше не подпустит меня к своему загсу, это крушение всех моих надежд.

На глаза навернулись слезы.

– Не расстраивайся, – участливо произнес Антон, – скажи, что надо, я попытаюсь помочь.

Отличное предложение. Интересно, как он отреагирует, если я раскрою рот и заявлю:

«Я сотрудница спецбригады по расследованию особо тяжких и опасных преступлений. Мой муж Гри был отправлен на работу под прикрытием в паре с Мартой Карц. Я понятия не имею, где он. Из моих документов убраны все сведения о регистрации брака. Какая-то принципиальная заведующая загса по приказу моего высшего начальства переделала кучу бумаг. Больше всего на свете я хочу получить возможность хоть изредка тайком смотреть на Гри, только смотреть, ничего более, я не приближусь к нему».

Но есть слова, которые нельзя произносить вслух. Я еще раз оглушительно чихнула и сказала:

– Спасибо, Антон, неприятно, что я разозлила Анну Ивановну, она мне нравится. Если действительно хочешь помочь, познакомь меня с Козихиным, уговори его не трогать резиновые перчатки и отдать их мне.

– Степан не пользуется ими, – успокоил меня энтомолог. – А зачем они тебе?

– Хочу передать их нашему эксперту Фатиме. С тех пор как англичанин Уильям Гершель, полицейский чиновник в Индии, в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году выдвинул теорию об уникальности и неизменности папиллярного рисунка ладонных поверхностей человека, люди, которые хотят скрыть свое участие в преступлении, натягивают перчатки на руки. Да только в наши дни криминалисты легко снимают отпечатки внутри перчаток. Преступники же натягивают их на руки, и «пальчики» остаются на изнаночной стороне, – объяснила я. – С Зоей Владимировной я договорюсь сама, а вот к Козихину не подберусь.