Живновский. Я, пожалуй, и уйду, сударыня.

Лобастов.Вздор, любезный, без хлеба-соли из гостей не уходят… выпьем!

Живновский. Я, ваше превосходительство, от этого никогда не отказываюсь. По-моему, это неучтиво!

Лобастов. Что говорить — выпьем!

Живновский (Живоедовой).Ваше здоровье, благодетельница! Дай вам бог полнеть, добреть да богатеть, да женишка чтобы такого… чтоб искры из глаз посыпались! (Пьет.)

Лобастов. Ай да молодец! (Смеется.)Какого жениха-то пожелал: чтоб искры посыпались! Ай да поручик!

Живоедова. Ведь чего только не скажешь ты, стрекоза! Ну, уж посиди ин; вот ужо Иван Прокофьич выедет, так потешишь его, старика.

Боковые двери растворяются, и из другой комнаты показывается большое и длинное кресло, подталкиваемое сзади двумя лакеями. На кресле, утопая в подушках, лежит Иван Прокофьич, старик худой и слабый; одет в халат, и ноги закутаны в меховое одеяло; в руках у него трость, которою он в раздумье чертит по одеялу. Лакеи, подкатив кресло на середину комнаты, удаляются.

Лобастов. А вот и он, легок на помине!

Те же и Иван Прокофьич.

Лобастов.Здравствуй, брат, Иван Прокофьич! Каково, сударь, спал? веселые ли сны во сне видел?

Иван Прокофьич (слабым голосом).Плохо, Андрей Николаич, только провалялся с боку на бок. Теперь еще как будто поотлегло, а вчерась с вечеру да сегодня утром даже словно как в тумане был.

Живновский.Полноте, благодетель, еще поживете. Вот мы вам здоровья пожелаем. (Подходит к закуске и пьет.)

Иван Прокофьич.Ничего, братец, даже не чувствую. Давеча и Аннушку не узнал.

Лобастов. Это, сударь, худо.

Живоедова. Уж и как худо-то! (Плаксивым голосом.)Я к нему подхожу давеча с ложечкой, а он, голубчик, смотрит на меня да и говорит: «Ступай, говорит, ты прочь, а пошли ко мне Аннушку!» Так во мне даже сердце-то все перевернулось!

Живновский. Это вы точно правду сказали, матушка Анна Петровна! Я вот сколько уж раз при последних минутах присутствовал — и, однако ж, никак не могу привыкнуть… все, знаете, сердце в груди перевертывается!

Иван Прокофьич. У тебя оно поди уж наизнанку выворотилось! Что нового, Андрей Николаич?

Лобастов.Да что, сударь, новенького? В газетах вон все про звезду какую-то пишут.

Иван Прокофьич. Эта, брат, звезда недаром.

Лобастов. Шумаркают то же и в народе, да ведь в народе, сами знаете, всегда всякая несообразность ходит.

Живоедова. Вот бы у Прокофья Иваныча спросить: он бы растолковал.

Иван Прокофьич. Да, брат, он на это мастер… Слыхал ты, как он число 666 * толкует?

Живновский. Я так думаю, благодетель, что водка дороже будет… вам же лучше!

Иван Прокофьич. Разрешил!

Лобастов. Что комета-с! вот это получше кометы будет: я уж полковником был, батальоном, сударь, командовал, а князь Семиозерский у маменьки под юпочкой еще квартированье имел, а теперь вот читаю в газетах — произведен, сударь, в генералы! Так это получше кометы будет!

ИванПрокофьич. Ну, а еще каких производств нет ли?

Лобастов. Федулов из полковников тоже в генералы произведен.

ИванПрокофьич. Какой это Федулов? комиссариатский * , что ли?

Лобастов. Тот самый.

Иван Прокофьич. Ну, этому следует. Хороший человек! Я, сударь, с ним дела имел по поставкам, так именно беспокойства никакого не знал. Что следует отдашь, а уж там зажмуря глаза принимают.

Лобастов. Зато нашего брата, батальонного командира, каким товаром награждают… ай-люли!

Иван Прокофьич.У вас, брат, сойдет!

Живновский. Именно сойдет, благодетель! По служению моему в Белобородовском гусарском полку случалось мне иногда эти вещи принимать — так именно удивляешься только! решето решетом, а сходит! А потому это, я вам доложу, сходит, что пригонка тут важную ролю играет! Живот, знаете, подтянут, там урвут, в другом месте ущипнут, ну и созидают из праха здания!