Г-н Эмиль де Жирарден.Свободной она была вчера!

Виктор Гюго.Я протестую! Вы хотите заглушить мой голос, но его все равно услышат. (Протесты справа.)Его услышат! Некоторые ловкие люди, находящиеся среди вас, а такие есть, я охотно это признаю…

Голос справа.Вы очень любезны!

Виктор Гюго.Некоторые ловкие люди, находящиеся среди вас в настоящий момент, считают себя сильными, потому что они опираются на коалицию перепуганных собственников. Странная точка опоры — страх! Но для злых умыслов и она годится. Вот что, господа, мне хочется сказать этим ловким людям: что бы вы ни стали делать, встревоженные собственники скоро успокоятся. Но по мере того как будет восстанавливаться доверие к республике, будет утрачиваться доверие к вам. Да, скоро собственникам станет ясно, что ныне, в девятнадцатом веке, после казни Людовика XVI…

Г-н де Монтебелло.Опять…

Виктор Гюго.После крушения Наполеона, изгнания Карла X, падения Луи-Филиппа, одним словом — после французской революции, то есть после полного, коренного, величайшего обновления и изменения принципов, верований, мнений, фактического положения вещей и соотношения сил, единственной надежной основой является республика, тогда как монархия является авантюрой. (Аплодисменты.)

Но достопочтенный господин Беррье вчера говорил вам: «Франция никогда не приспособится к демократии».

Голос справа.Он этого не говорил.

Другой голос справа.Он сказал это о республике.

Г-н де Монтебелло.Это другое дело.

Г-н Матье Бурдон.Это совсем не то же самое.

Виктор Гюго.Для меня это все равно! Я принимаю вашу версию. Господин Беррье заявил нам: «Франция никогда не приспособится к республиканскому образу правления».

Господа! В течение тридцати семи лет с того времени, когда Людовиком XVIII была дарована хартия, — это подтверждают все современники, — сторонников «чистой» монархии, тех самых, которые называли Людовика XVIII революционером, а Шатобриана якобинцем (веселое оживление в зале),приводила в ужас конституционная монархия, точь-в-точь как сейчас сторонников конституционной монархии приводит в ужас республика. Тогда говорили: «Это годится для Англии», точно так же, как господин Беррье говорит сегодня: «Это годится для Америки!» (Возгласы: «Превосходно! Превосходно!»)

Тогда говорили: «Свобода печати, открытые прения, выступления оппозиционных ораторов и журналистов, все это — беспорядок! Франция никогда не примирится с этим». Ну так вот: она примирилась с этим устройством.

Г-н де Тенги.И ее дела пришли в полное расстройство.

Виктор Гюго.Франция приспособилась к парламентскому режиму, и так же она приспособится к режиму демократическому! Это — еще один шаг вперед, вот и все. (Движение в зале.)

После конституционной монархии страна привыкнет к интенсивному росту демократического движения, точно так же как после абсолютной монархии она привыкла в конце концов к бурному развитию либерального движения, и общественное процветание выйдет из республиканских волнений, как оно вышло из волнений конституционной монархии, выросшим и окрепшим. Народные стремления войдут в определенную колею, как вошли в нее буржуазные страсти. Такая большая нация, как французская, всегда в конце концов приходит в равновесие. Самые ее размеры обеспечивают ей устойчивость.

И потом — следует вам сказать — свободная печать, полноправная трибуна, народные комиции, целые толпы, захваченные одной идеей, народ, этот шумный слушатель, но терпеливый судья, тысячи избирательных голосов, выигрывающие битвы там, где их проиграли мятежи, поток бюллетеней, в определенные дни наводняющий Францию, все то движение, которое ужасает вас, есть не что иное, как брожение прогресса (возгласы: «Превосходно!»),брожение полезное, необходимое, здоровое, плодотворное — прекрасное. И вы считаете это лихорадкой? Нет, это — жизнь! (Продолжительные аплодисменты.)

Вот что я могу ответить господину Беррье.

Вы видите, господа, что в этом споре монархия не может сослаться ни на пользу, ни на политическую устойчивость, ни на финансовые гарантии, ни на общественное процветание, ни на право, ни на факты.

Теперь — так как пора уже подойти к этому — выясним, в чем же смысл нападения на конституцию, которое лишь маскирует нападение на республику?

Господа, я обращаю этот вопрос к старейшим, к поседевшим, но по-прежнему наиболее влиятельным вождям монархической партии, к тем, кто, как и мы, были членами Учредительного собрания, к тем, с кем я не смешиваю — объявляю об этом — благородную молодежь из их партии, которая следует за ними лишь скрепя сердце. Я не хочу никого оскорблять, я уважаю всех членов этого собрания, и если у меня вырвется какое-нибудь слово, которое может обидеть кого бы то ни было из моих коллег, я заранее беру его обратно.

Но все же я не могу не сказать этого: раньше были такие роялисты, которые…

Г-н Калле.Вам об этом кое-что известно. (Восклицания слева. Возгласы: «Не прерывайте!»)

Г-н Шаррас (обращаясь к Виктору Гюго).Покиньте трибуну!

Виктор Гюго.Очевидно, нет больше свободы трибуны! (Протесты справа.)

Председатель.Спросите у господина Мишеля, депутата от Буржа, упразднена ли свобода трибуны?