— Да, сир.

— Тогда возвращаемся к Базе на оптимальной скорости. Вид этой планеты меня угнетает.

А на мертвой и безмолвной Земле с тысяч рекламных щитов все еще вопили свои предупреждения плакаты. Изображенные на них злобные инсектоиды не имели никакого сходства с принцем Зервашни, которого, если не считать четырех глаз, можно было легко принять за панду с пурпурным мехом — и который, более того, прилетел с Ригеля, а не с Сириуса.

Но теперь, разумеется, указывать на эти различия было слишком поздно.

[2]

Как мне уже доводилось прежде замечать, долгое время никому не удавалось прижать к стенке Гарри Парвиса, признанного краснобая «Белого оленя». В его научных знаниях сомнений не возникало — но где он их набрался? И чем можно оправдать ту фамильярность, с какой он упоминал многих членов Королевского научного общества? Следует признать, что очень многие не верили ни единому его слову. А это уже чересчур, как я недавно и несколько возбужденно заметил Биллу Темплу.

— Ты всегда ни в грош не ставишь слова Гарри, — сказал я ему, — но даже ты не сможешь не признать, что он всех развлекает. А не каждый из нас на такое способен.

— Уж если ты перешел на личности, — взорвался Билл, все еще не в силах смириться с тем, что несколько его совершенно серьезных рассказов некий американский издатель отверг на том основании, что они его не рассмешили, — то давай выйдем, и ты повторишь свои слова. — Он взглянул в окно, заметил, что на улице до сих пор валит снег, и торопливо добавил: — Но не сегодня, а как-нибудь летом, если мы оба окажемся здесь в подходящую среду. Выпьешь еще стаканчик своего неразбавленного ананасного сока?

— Спасибо. Когда-нибудь я попрошу добавить в него джин, лишь бы тебя ошарашить. Наверное, я единственный в «Белом олене», кто может заказать его или отказаться — и отказывается.

На этом наш разговор прервался, потому что вошел объект спора. При обычных обстоятельствах это лишь добавило бы нашему с Биллом противостоянию напряженности, но, поскольку Гарри привел с собой незнакомца, мы решили стать пай-мальчиками.

— Привет всем, — сказал Гарри. — Познакомьтесь с моим другом Солли Бламбергом. Лучший мастер по спецэффектам в Голливуде.

— Давай уточним, Гарри, — печально произнес мистер Бламберг голосом, который мог бы принадлежать подвергнутому укоризне спаниелю. — Не в Голливуде. Из Голливуда.

— Тем лучше для тебя, — отмахнулся Гарри. — Сол приехал сюда, чтобы осчастливить своими талантами британскую кинопромышленность.

— А в Англии естькинопромышленность? — встревоженно уточнил Солли. — У нас на студии все о ней говорили как-то с сомнением.

— Разумеется, есть. И даже процветает. Правительство все время повышает налоги на развлечения, что приводит отрасль к банкротству, а затем не дает ей умереть, подпитывая крупными грантами. Просто в этой стране так ведутся дела. Эй, Дрю, где наша книга почетных гостей? И налей нам по двойной. Солли пережил тяжелые испытания, и ему надо подкрепиться.

По-моему, если не считать взгляда как у провинившейся собаки, мистер Бламберг не производил впечатления человека, пострадавшего от чрезвычайных лишений. На нем был аккуратный костюм от «Харта, Шефнера и Маркса», а пристегнутые пуговицами уголки воротничка рубашки заканчивались где-то на середине груди. Это было очень кстати, потому что воротничок скрывал, но, к сожалению, недостаточно, его галстук. Мне стало интересно, в чем же его проблема. О, лишь бы не антиамериканская деятельность, мысленно взмолился я: это снова развяжет язык нашему ручному коммунисту, который в тот момент миролюбиво изучал в уголке ситуацию на шахматной доске.

Мы отозвались на слова Гарри сочувственным хмыканьем, а Джон довольно откровенно намекнул:

— Может, если вы нам все расскажете, вам полегчает? И вообще, нельзя упускать шанс послушать здесь кого-нибудь другого.

— Не скромничай, Джон, — тут же отозвался Гарри. — Я пока еще не устал тебя слушать. Да только сомневаюсь, что Солли захочется снова обо всем рассказывать. Верно, старина?

— Угу, — буркнул мистер Бламберг. — Рассказывай ты.

(— Я знал, что этим все и кончится, — шепнул мне Джон.)

— А с чего начать? — уточнил Гарри. — С того, как Лилиан Росс пришла брать у тебя интервью?

— С чего угодно, только нес этого места, — содрогнулся Солли. — По-настоящему все началось, когда мы снимали первый сериал про «Капитана Зума».

— «Капитан Зум»? — многозначительно переспросил кто-то. — Эти два слова считаются здесь очень грубыми. Только не говорите, что именно вынесете ответственность за эту потрясающую чушь!