Подождав, пока ребята проинспектируют весь рынок, и завернут в арку дома, я скользнул следом. Во дворе рэкетиры подошли к, наверное, наикрутейшей тачке в городе – белой квадратной японке со спаренными круглыми задними фонарями и надписью "Skyline" на отражателе.

У меня в жизни было многое, в том числе, в годы безоблачной юности, и пара лет увлечения стрит-рейсингом – поры, когда один лишь звук "скай" заставлял биться быстрее сердце любого мальчишки. Минул десяток лет, но я до сих пор до последнего штриха помнил хищный взгляд серии R34, плавные линии R33, неуклюжую угловатость легенды горы Айко R32, грубую, топорную красоту R31… но такой антиквариат я видел впервые!

– Обалденный аппарат, – нарочито громко произнес я, привлекая внимание бандитов.

Оба резко развернулись. Тот, что стоял справа от автомобиля, уже открыл рот, приготовившись послать пришельца, то ли по матушке, то ли по батюшке, но, смерив меня взглядом, поняв, что перед ним не лох-ларечник, проглотил заготовленный ответ, и коротко спросил:

– Че надо?

– Да так, – зевнул я. – Смотрел я на ваш бизнес, и думал – а не хотят ли пацаны подзаработать?

Привыкнув действовать грубой силой, да, даже, скорее, не столько силой, сколько напором и наглостью, бандит, не переварив до конца выгодное предложение, сделал первый необдуманный поступок – отодвинул край куртки, демонстрируя рукоятку заткнутого за пояс Нагана.

– Знаешь, че это такое? – с понтом поинтересовался он.

– Ага, – кивнул я. – Семизарядный револьвер Наган образца 1895 года, калибра 7,62 мм. Благодаря уникальной системе обтюрации пороховых газов, в годы второй мировой войны, оборудованный глушителем, использовался подразделениями СС для специальных операций. Судя по штамповке на рукоятке – сделан в начале сороковых годов на Ижевском заводе.

Ну… просто оба года, что я строил этот долбанный цех, в прорабском вагончике – как ни зайду туда, телевизор всегда показывал "Криминальную Россию". Надо же – пригодилось!

– Слышь, – набычился амбал. – А ты, случайно, не… этот… как его…

– Агент Эрик Картман, ЦРУ, – улыбнулся я.

– Так за тебя блатные столько капусты отвалят! – обрадовался рэкетир.

– Ты, дружище, кое-чего, похоже, не понял, – оскалился я, стараясь, чтобы мой оскал получился не уже, чем у бандита. – ЦРУ – это тебе не ментовка какая-нибудь. В одно прекрасное утро проснешься, а твоя пукалка уже у тебя в заднице. И даже мушку никто не спилит – поверь. А чтобы соседей не будил, тебе пасть твоими же яйцами и заткнут. Так ссориться будем, или бабки зарабатывать?

Для верности я потряс стодолларовой купюрой. На этот раз – одной. Гарантий, что и у этих комсомольцев не съедет крыша при виде пресса бабла не было. Но были и отличия, основное – в том, что этим ничего не мешало завалить меня и слинять по-быстрому.

– Что делать-то? – сломался бандит.

– Нужен паспорт, – ответил я. – И водительское удостоверение категорий "А" и "В".

– Пятьсот, – назвал цену напарник рэкетира, заслужив тем самым резкий взгляд бригадира. – Не рублей, конечно.

– Сто бакинских сейчас, и еще пятьсот, когда документы будут готовы, – поправил его первый.

– Заметано, – кивнул я, передавая зеленую бумажку.

– Пошли, – поиграл скулами старший, и твердой, пружинистой походкой зашагал обратно – в сторону рынка.

Я последовал за ним, замкнул колонну второй бандит. Петляя между лотков, мы вышли к почтовому отделению. Рэкетир, пригнувшись, зашел в маленькую, узкую дверь рядом, над которой висела фанерная табличка с надписью "фотоателье", сделанная краской по трафарету. Фотограф, завидев нашу веселую компанию, испуганно вжал голову в плечи.

– Я же сегодня уже платил! – попробовал возмутиться он.

– Не мечись, как вошь под ногтем, – буркнул браток. – Надо будет – еще раз заплатишь. Щелкни его, – он ткнул в меня своим толстым пальцем.

– А, – облегченно вздохнул художник. – Это мы завсегда!

Я сел на предложенный стул, фотограф навел на меня жерла софитов и ствол фотоаппарата.

– Чуть левее, – попросил он. – Так, еще чуть-чуть… отлично! Теперь замрите, и постарайтесь не мигать! Все, готово!

– Когда будет готово?
– осведомился бандит.

– Завтра после двух, – ответил владелец ателье.

– Поздно, – покачал головой рэкетир. Непонятно, как ему это удалось, при почти полном отсутствии шеи! – Надо сегодня через два часа.

– Сделаем, – вздохнул кооператор.

– Тебе какое имя писать? – спросил меня громила.

– Имя… ну… – задумался я. – Даже не знаю… напиши Михаил Федорович Романов!

Шутки, кроме меня и фотографа, никто не понял. Не удивительно – ребята, наверное, события прошлой пятилетки – и то с трудом помнили, а уж историю семнадцатого века – и подавно. Условившись встретиться на следующий день, мы распрощались, то есть каждый молча пошел своей дорогой, комсомольцы – к своему антиквариату, я – к "Дому книги", где оставил свой байк.