Да, кстати, насчет аромата… Даша усердно обрызгала себя духами, затем переоделась в домашний брючный костюм, достала из сумки домашние туфли на шпильках и смешными помпонами из страусиных перьев, накинула на плечи жакет, щедро отделанный кружевами, и спустилась вниз.

Гостиная была пуста, на полу валялись игрушки. Круг железной дороги – кто-то запускал паровозики. Перевернутый стул. Добротная мебель, шторы поразительно сочетаются по цвету с обоями…

Даша распахнула дверь и вышла на веранду.

Вечер только начинался. Оранжевое, закатное солнце. Тепло, очень тепло. Середина сентября. «Лес, словно терем расписной…» Дорожки, выложенные каменными плитами, уходили вдаль, прятались за кустами и деревьями, выманивали из дома.

– Господи, господи, как хорошо… – прошептала Даша, едва не плача. Эх, жалко, фотоаппарата у нее не было! Или нет, был – в телефоне. Но телефон лучше не включать…

Откуда-то издалека доносились голоса, раздавался изредка стук молотка. Даша, цокая каблучками, зашагала в ту сторону. Поправила волосы на затылке – не хотелось, чтобы кто-то увидел ссадину. В этом доме никто не должен знать об ужасах, которые царили в мире, о безумии и ненависти!

За кустами смородины была большая поляна. На сваленных в кучу досках сидели Борис и еще какой-то мужчина, курили. Рядом на складном столе были разложены инструменты – молоток, пила, плоскогубцы…

Все говорило о том, что мужчины занимались сугубо мужскими делами. Это подтверждал и их внешний вид. На Борисе была спецовка из грубой ткани, в пятнах краски и масла, на босу ногу – старые рваные кеды. Из-под спецовки выглядывала выцветшая тельняшка.

– О-па… – выдохнув дым, сказал сотоварищ Бориса – еще довольно молодой мужчина, с глазами навыкате и густыми черными усами. – Эт-та еще кто?

И видом своим, и интонациями он вызвал у Даши мгновенную антипатию.

– Здравствуйте, мальчики! – вежливо произнесла Даша.

– Здрасте-здрасте… – мужчина немедленно вскочил (при этом оказалось, что он невысокого роста, чрезмерно коренастый), схватил Дашу за руку и принялся тыкаться в нее усами и мокрыми губами – изображал хорошие манеры.

Даша немедленно вырвала руку и спрятала ее за спину.

– Фу-ты ну-ты… Это что ж за принцесса такая? Что за фея к нам с небес спустилась, а, Борь?

– Наташкина сестра, – коротко ответил Борис. Бросил сигарету в трехлитровую стеклянную банку, уже доверху полную окурков. Взял молоток и принялся сколачивать доски.

– Кто? – поразился усатый. – Разве у Наташки есть сестра? Родная?!

– По отцу, – сказала Даша.

– На-адо же… Наташкина сестра! А звать тебя как, красавица? Борь, как ее зовут?

– Дарья, – буркнул Борис, продолжая стучать молотком.

– Дарьюшка, значит… А я – Сергей. Очень приятно! – Мужичонка опять сунулся с поцелуями, но Даша в этот раз вовремя успела спрятать руки за спину. – Что же такая неласковая, а, Дарьюшка?..

«Так бы и убила… Что это за тип?» Словно отвечая на ее вопрос, Сергей продолжил:

– А я сосед… Живу вон там, с той стороны, – и он махнул в сторону забора. – Борьке вот помогаю.

– А что ты строишь? – спросила Даша Бориса.

– Так… – неопределенно буркнул тот.

– Беседку мы строим, беседку! – услужливо подсказал сосед Сергей.

– Наташа проектировала? – улыбнулась Даша.

Борис ничего не ответил, а сосед захихикал:

– Проектировала… Ох, больно ученые все стали! Это ж обычная беседка, тут без чертежей, без всего… Мужчины мы или кто? Сами этакую ерунду установим! У меня руки – во! Золотые! – И он растопырил ладонь, напоминающую клешню.

Даша стояла перед ними, с влажными лоснящимися волосами, вся умытая-ухоженная, благоухающая, со своими шпильками, ногтями, кружевами и страусиными перьями, и чувствовала себя как-то неловко на фоне досок и гвоздей. А также грязных спецовок и рваных кед… Сосед Бориса разливался соловьем, описывая, как именно должна будет выглядеть их беседка, а Даша смотрела на Бориса.

– …А вообще я – автослесарь. Любой механизм, любую машину… А потому, что руки у меня – золотые! Борь, подтверди!

Борис только хмыкнул в ответ. Сейчас муж сестры напоминал рабочего. Наверное, так выглядели натурщики Шадра, Вучетича или какого-нибудь другого скульптора времен соцреализма. «Булыжник – оружие пролетариата».

Потом, совершенно некстати, Даша вспомнила роман и фильм (с Катрин Денев, кажется) под тем же названием – «Дневная красавица». Там утонченная героиня любила таких вот ужасных люмпенов, грубых и простых, пропахших мазутом и краской, смолящих жуткие сигареты. «Житан». Жамаис. Житэм.

«Но он не люмпен и не пролетарий, он просто одет так, для этих работ…» – сама себе возразила Даша, но остановить свою буйную фантазию уже не могла.

Какой он там, под этой грубой одеждой? Прохладная гладкая кожа, каменные мышцы. Ноги – как столпы. Как колонны… Щетина на лице – что чувствует Наталья, когда ладонью прикасается к его щекам? Когда губами скользит по широко развернутым его плечам. Вдыхает его запах…