– Уже поговорили, – рыкнул Конан, когда вся четверка выбралась на открытую веранду особняка. – По милости вашего родича, госпожа Агнесса – да и вашей тоже! – я теперь выгляжу полным идиотом. А мне это не нравится.

– Прошу прощения, – искренне виноватым голоском прожурчала донна Вальехо. – Но некоторые обстоятельства в корне изменились… А, что говорить! – она махнула рукой. – Хотите возмещение за зря потраченное время, капитан?

– Я хочу знать, почему вчера тебе требовался дохлый дракон, а сегодня ты бросаешься защищать эту зверюгу, – резко потребовал корсар. Агнесса покачала гладко причесанной головкой:

– Мне нечего добавить, господин капитан, кроме того, что я уже сказала. Я побеседовала с этим существом и убеждена, что оно безвредно. Доказать мне это нечем, кроме собственного убеждения, а вы, насколько я знаю, не принимаете на веру ничьих слов. Потому мне остается только одно – попросить вас прекратить эту беспощадную охоту, – девушка чуть искоса посмотрела на Конана. Взгляд ее выразительных темных глаз был весьма красноречив, но, к сожалению, не произвел ожидаемого действия. Маэль еле слышно зашипел – то ли от злости, то ли от зависти.

– Я подумаю, – уже мягче сказал киммериец.

Донна Вальехо собиралась добавить еще что-то, но тут снизу, из-за ровно подстриженных шпалер темно-зеленых акаций, донесся голос. Кто-то с утра пораньше распевал в саду, причем занимался этим с большим старанием и знанием дела.

– Ди Блайи, – не задумываясь, назвал певца Деррик. Прислушался и хмыкнул: – Спорю на что угодно, моя донна, сия серенада посвящается тебе. Хотя серенады принято исполнять по ночам, а никак не в середине дня.

Бархатистый и вкрадчивый голос тем временем продолжал, не забывая сопровождать слова музыкой:

Агнесса несколько смутилась и отвернулась, сделав вид, будто песня ее вовсе не интересует.

– Вот я ему сейчас покажу серенады, – вполголоса пригрозил Монброн, мысленно обозвав барда всеми нелицеприятными прозвищами. И этот туда же! Все, кроме него, Маэля Монброна, успели тем или иным способом высказать прекрасной донне Вальехо свое внимание. Так недолго и вообще в стороне остаться!

– Месьор Ди Блайи, – госпожа графиня подошла к мраморной балюстраде веранды и пристально вгляделась в переплетение зеленых ветвей. – Месьор Ди Блайи, я, конечно, безмерно польщена, но хотелось бы знать, почему я вдруг удостоилась подобной чести?

Блайи высунулся из-за кустов, изящно расшаркался, но, увидев спутников донны Агнессы, замялся, уклончиво ответив:

– Э-э… Одна особа желала засвидетельствовать вам свое почтение, и я по мере моих скромных сил…

– Понятно, – вздохнула Агнесса. – Блайи, поднимайтесь сюда.

– Мерзавец ты, – прошипел Маэль, когда бард взбежал по ступеням на веранду. – Кто тебе заплатил за песню?

– Ну-у… – Ди Блайи опасливо покосился на мрачного корсарского капитана и отрицательно замотал головой, – ты же понимаешь – я не могу сказать. Я обещал…

– Обещал! – зло передразнил Монброн. Бард состроил виноватую физиономию и на всякий случай отошел поближе к донне Вальехо.

– Остановитесь, пока не поздно, господин капитан, – повторила графиня, сопроводив слова еще одним многозначительным взглядом. – Ваша война с драконом может завершиться тем, что вы убьете друга. Неужели это все, что вам требуется от жизни?

– Еще посмотрим, кто кого, – не слишком вежливо буркнул в ответ Конан. – Эй, как там тебя… Монброн! Я в гавань, а ты куда?

– Пожалуй, я тоже, – неожиданно для самого себя ответил Маэль. У него не было никаких дел в порту Карташены, но ему не хотелось оставаться в Доме на Холме. Уж лучше прогуляться на берег, засесть где-нибудь в уютной таверне на набережной, заказать хороший обед да поразмыслить над причудами судьбы.

С тем несостоявшиеся победители дракона и удалились, провожаемые тремя различными взглядами. Искренне недоумевающий взор принадлежал Ди Блайи, печальный – Агнессе и задумчиво-оценивающий – Деррику.

Когда они скрылись за кустами, Агнесса повернулась к барду:

– А теперь, друг мой, я, как и месьор Монброн, хотела бы узнать – кто же тот таинственный заказчик исполненных вами слов и музыки?

С высоты поднимавшегося над городом холма бухта Карташены походила на отлично выполненный цветной чертеж – обширный полукруг светло-голубого цвета. Там, где бухта сливалась с океаном, голубой цвет резко сменялся на темно-зеленый. Еще водораздел отмечали мелькающие белые гребни небольших волн и прыгающие на них заякоренные бочки, из которых торчали длинные шесты с яркими флажками