Эми спокойно переносила все медицинские процедуры, но насмерть перепуганный санитар этого, конечно, не знал. Он осторожно подкрался к горилле, держа шприц как оружие в вытянутой руке.

— Вы уверены, что она не укусит?

Эми, пытаясь облегчить жизнь санитару, жестами показала: „Эми обещает не кусать“. Как всегда, при встречах с людьми, не знавшими ее языка, она жестикулировала нарочито медленно, обдуманно.

— Она обещает не кусаться, — сказал Эллиот.

— Это вы так говорите, — засомневался санитар.

Решив не вдаваться в объяснения, кому принадлежат эти слова, Эллиот промолчал.

Взяв пробу крови, санитар немного успокоился и стал укладывать в чемоданчик свои приборы.

— Ну и уродливая скотина, — пробормотал он.

— Вы ее оскорбили, — сказал Эллиот.

„Кто уродливый?“ — протестующе зажестикулировала Эми.

— Не обращай внимания, Эми, — сказал Эллиот. — Он просто никогда не видел горилл.

— Прошу прощения? — не понял санитар.

— Вы ее оскорбили. Я бы на вашем месте извинился.

Санитар защелкнул свой чемоданчик, недоуменно посмотрел на Эллиота, потом на Эми:

— Извиниться перед ним?

— Перед ней, — поправил Эллиот. — Да, извиниться. Вам бы понравилось, если бы вас назвали уродом?

Эллиот был искренне возмущен. С годами он все более и более болезненно реагировал на широко распространенное предубеждение людей, которые искренне считали шимпанзе милыми детьми, орангутанов — мудрыми старичками, а гориллу — огромным опасным зверем. Все эти представления на самом деле были более чем далеки от истины.

Каждое животное — уникальное творение природы, и все попытки втиснуть его в узкие рамки человеческих стереотипов заранее несостоятельны.

Шимпанзе, например, гораздо более грубы и жестоки, чем гориллы. Все шимпанзе по природе экстраверты, и в агрессивном состоянии озлобленный шимпанзе гораздо опасней, чем рассерженная горилла, а в зоопарках Эллиот не раз с удивлением наблюдал, как матери протягивали детей к клетке с шимпанзе и старались держаться как можно дальше, проходя мимо гориллы.

Они, конечно, понятия не имели, что дикие шимпанзе нередко похищали и пожирали человеческих детей, в то время как гориллы на такое просто неспособны.

Постоянно сталкиваясь с пристрастным отношением человека к гориллам, Эллиот, конечно, замечал, что и Эми очень переживала, чувствуя предвзятое отношение людей. Она ничего не могла поделать с тем, что она большая, черная, с густыми бровями на квадратном лице. Но за этим лицом, которое все находили отталкивающим, скрывалось умное, тонко чувствующее создание, проникнутое добротой к окружающим ее людям. Эми всякий раз болезненно переживала, когда человек, увидев ее, испуганно вскрикивал, или бросался бежать, или отпускал несправедливые замечания.

— Вы хотите сказать, что он понимает английский? — нахмурился санитар.

— Да, она понимает.

Эллиот терпеть не мог, когда люди называли Эми „он“. Те, кто ее боялся, почему-то всегда считали, что Эми — самец.

Санитар покачал головой:

— Этому я не верю.

— Эми, проводи гостя до двери.

Эми проковыляла через весь салон и широко распахнула дверь. У санитара округлились глаза. Эми закрыла за ним дверь и жестами сказала: „Глупый человек-мужчина“.

— Не обращай внимания, — сказал Эллиот. — Иди сюда, Питер будет щекотать Эми.

Все следующие пятнадцать минут Эллиот чесал и щекотал Эми, а она каталась по полу, урча от удовольствия. Он так и не заметил, как за его спиной бесшумно распахнулась дверь и на пол упала чья-то тень. А потом было уже поздно. Эллиот повернулся, но успел увидеть лишь опускающийся темный цилиндр, тут же на мгновение почувствовал страшную, ослепляющую боль и потерял сознание.

Эллиота вывел из шока пронзительный сигнал какого-то электронного устройства.

— Не двигайтесь, сэр, — произнес незнакомый голос.

Эллиот раскрыл глаза и прямо над собой увидел направленную на него яркую лампу. Он все еще лежал на спине в пассажирском салоне самолета; кто-то склонился над ним.

— Посмотрите направо… теперь налево… Попробуйте подвигать пальцами.

Эллиот послушно выполнил все указания. Лампу убрали; теперь он разглядел сидевшего на корточках чернокожего мужчину в белом костюме.