Он встретился со мной глазами. Он усмехнулся и ноздри его раздулись.

— До чего же ты хитер, Гильгамеш!

— Я — хитер? Как это?

— Да ты только что сказал мне, что позволишь мне спрятаться за твоей спиной.

— Тебе там будет безопаснее, Энкиду.

— Ты так думаешь? Чтобы в Уруке потом говорили: «Вот Энкиду, он шел, спрятавшись за спиной своего брата, когда они шли по лесу демона!»

— Но если этот демон тебя так пугает…

— Ты знаешь, что я буду идти с тобой рядом, когда мы войдем в лес, Гильгамеш.

— Нет, этого я от тебя требовать не могу — ты же видел страшного Хуваву.

— Избавь меня от своих насмешек, — устало сказал Энкиду. — Я буду идти рядом с тобой. И ты это знаешь, Гильгамеш. Ты это знал с самого начала.

Мы рассмеялись, обнялись, как два медведя, и покончили со всякими лишними разговорами. Я пустил слух по городу, что скоро отправлюсь из Урука в Землю Кедров.

Не могу сказать вам, сколько раз во время приготовлений к нашему путешествию я просил Энкиду описать мне демона. И каждый раз он говорил одно и то же. О страшном реве, о пасти, похожей на огонь, о бурном потоке чудовищной силы. Я никак не мог заподозрить его во лжи: хитрость была не свойственна Энкиду, в нем не было и намека на умение лгать и изворачиваться. Было ясно, что демона он видел, и демон этот был не пустячным противником. Время от времени все мы видим демонов, поскольку они таятся повсюду, прячась за дверями, в воздухе, на крышах, под кустами. Я и сам часто видел демонов. Но никого, сравнимого с Хувавой я не встречал. Тем не менее, страха я не испытывал. Сам страх Энкиду только усилил мое желание непременно получить лес из владений Хувавы.

Я выбрал пятьдесят человек, чтобы они пошли с нами, среди них и Бур-Хуртурре. Забарди-Бунугга по моему приказу остался в городе командовать армией в мое отсутствие. Я велел отлить огромные топоры для рубки деревьев, каждый весом в три талана, чьи рукояти были сделаны из дуба и мореного дерева. А мои ремесленники сделали нам мечи, достойные героев. Каждый меч весом в два талана, золотые ножны, а рукояти мечей могла обхватить только рука крупного человека. Мы собрали наши самые острые топоры, охотничьи луки, копья. Накануне дня отправления я услышал в ушах звуки военной песни, которую давно не слышал, и снова почувствовал себя мальчишкой. Кровь заиграла в моих жилах.

Разумеется, старшины были против. Они собрали делегацию на пристани и величественно вошли в город через Ворота Семи засовов, с пением молитв, с постными рожами. Вокруг них на Рынке Земли собрались люди и стали причитать и плакать. Я понял, что без неприятностей не обойтись. Поэтому я пошел на рыночную площадь и предстал перед старшинами. Нетрудно было угадать, что они скажут: «Ты еще молод, Гильгамеш, и твоя храбрость больше, чем твоя мудрость. Твое сердце ведет тебя на очень рискованное предприятие. Стоит тебе пойти по дороге, которой ты еще не ходил, и ты потеряешься. Ты силен и могуч, но тебе вовеки не одолеть Хуваву. Он — настоящее чудовище. Его рев подобен горному потоку, его пасть — огонь, его дыхание — смерть». И так далее все в том же духе. Именно это они и говорили. Я их выслушал. Потом я с улыбкой ответил, что буду просить защиты у богов и уверен, что боги защитят меня, как они всегда делали это раньше. «Этой дорогой я раньше не ходил, верно… — сказал я, — но я иду без страха. Я иду с радостным сердцем».

Когда они увидели, что я не переменю своего решения, тогда они запели на иной лад. Теперь они заклинали меня, чтобы я не был так уверен в своей силе. Пусть Энкиду идет первым, говорили они. Пусть показывает дорогу, пусть собой прикрывает царя. Этот совет я выслушал спокойно, не ввязываясь с ними в споры. Они наставляли меня вверить свою душу солнечному богу Угу, он ведь бог, который охраняет всех, кто находится в опасности, и я поклялся в тот же день пойти в храм Уту и принести ему в жертву двух козлят: белого и черного. Я буду молить Уту помочь моим начинаниям, и пообещаю ему великие дары и славу, если он даст мне благополучное возвращение. А на своем пути в Землю Кедров я выполню все обряды, чтобы предохранить себя от бед. Все эти вещи я обещал искренне. Я на самом деле пребывал в неведении относительно опасностей.

Когда старшины прекратили меня терзать, настала очередь жрицы Инанны, которая призвала меня в тот самый храм, что я построил, и сердито мне заявила:

— Что за безумие, Гильгамеш? Ты куда собрался?

— Ты мне не мать, чтобы так со мной разговаривать.

— Ты царь Урука, и если ты погибнешь в этом путешествии, кто будет царем после тебя?

Пожав плечами, я ответил:

— Это решать богине, а не мне. Не бойся, Инанна. В этом путешествии я не погибну.

— А если?…

— Я не умру, — повторил я.

— Неужели так важно предпринять это путешествие?

— Кедр нам очень нужен.

— Так пошли свои войска, и пусть они сражаются с демоном.

— И все бы рассказывали, что я испугался Хувавы и посылаю войска вместо себя. Я же буду уютно сидеть дома до конца своих дней. Нет уж, Инанна, я отправлюсь, это решено.

Она в бешенстве посмотрела на меня. Я почувствовал, как всегда, силу ее красоты. И еще я почувствовал всю силу ее любви ко мне, которая бушевала в ней, как небесный огонь, с тех самых пор, когда мы еще были детьми. Еще я почувствовал тот гнев, который она питала ко мне за то, что мы не могли любить друг друга так, как все смертные мужчины и женщины.

Я подумал о той единственной ночи в году, когда она и я были на ложе богини, когда она лежала нагая в моих объятиях; грудь ее вздымалась, бедра раскрывались, пальцы раздирали мне кожу на плечах; и я подумал, а доживу ли я до того, чтобы снова обнять ее? На свой лад я тоже любил ее, хотя моя любовь всегда была смешана с каким-то недоверием и немалым страхом перед ней. Мы помолчали. Потом она сказала:

— Я принесу жертвы богам и буду молить о твоей безопасности. Сходи к своей матери и попроси, чтобы она сделала то же самое.