– Кладовка, - сказал Люка, рассматривая полки, уставленные нарядными банками и баночками, бутылками и бутылочками.
– Можно подумать, что Рабле морит ее голодом.

Рабле, сто пятидесятикилограммовый шеф-повара санатория, кормил своих подопечных на убой и весьма искусно. Но если табло электронных весов, вделанных в пол у входа в обеденный зал, показывало лишние килограммы относительно разнарядки профессора Перена, то обладатель их получал дежурное блюдо, которое можно было доесть до последней ложки лишь после месячного поста. Может быть, именно из-за этой фитнес-придумки главы клиники, мадмуазель Генриетта, не терпевшая контроля, посещала столовую неохотно?

– Да, кладовка, - согласился Мегре, отметив, что пол помещения тщательно вымыт, и вымыт недавно.

– Смотрите, комиссар, кровь...
– зашептал Люка.
– И черный волосок... Очень черный. Он не кажется вам знакомым?

– Вижу, - уставился Мегре на торец средней полки. На нем бурело небольшое пятно с присохшим волоском, черным, как смоль.

– Это я два дня назад оступилась и ударилась затылком, - послышался голос Генриетты из гостиной.
– Можете взглянуть на шрам, если изволите.

Мегре, посмотрев на помощника, указал на дальний край нижней полки. На застрявший в заусенице ее ребра белокурый волос. Прикорневая его часть была бурой.

– Похоже, я знаю, чей это волос, - ответный взгляд Люки был выразительнее слов.
– И где на самом деле произошло сражение при Ватерлоо.

– Я тоже догадываюсь,- пробурчал Мегре, прежде чем выйти.
– В Эльсиноре одна блондинка.

– Я изыму их в качестве вещественных доказательств, - зашептал Люка ему вслед, вынимая из кармана пиджака пару чистых конвертов с собственной монограммой.

– Здравая мысль, - ехидно шепнул Мегре, обернувшись к нему.
– Надеюсь, за ней последует не менее здравая мысль.

– Какая?!

– Оставить нас наедине. Вы ведь знаете, коллега, с женщинами лучше говорить тет-а-тет.

– Как скажете, комиссар, - не обиделся Люка.
– Встретимся за обедом…

– Вы обещали показать мне шрам, - буркнул комиссар Мегре хозяйке, вернувшись в гостиную.

Та склонила головку, открывая глазам комиссара аккуратные ушки и стройную белую шею. А также красный рубец на самой макушке, который никак не мог быть оставлен горизонтально расположенной полкой. «Ударили сверху не очень тяжелым тупым предметом» - подумал Мегре. Сделав паузу, в течение которой вдыхал сладостный запах существа, основным свойством которого была безбрежная женственность, он сказал:

– Там мы нашли еще и...

– Иногда, комиссар, мне хочется быть глупенькой, - умильно захлопала ресницами Генриетта, - и я становлюсь блондинкой...

– Вы становитесь блондинкой и спешите в кладовку, чтобы испытать стойкость... краски?
– комиссар много бы дал за возможность увидеть женщину без платья, без этого длинного платья с длинными рукавами. Всем своим существом он чувствовал, что оно скрывает от его полицейских глаз не одну гематому.

Тут во входную дверь постучались, Мегре прошел в прихожую, открыл дверь. На пороге стоял консьерж Жерфаньон. Естественно, с радиотелефоном в протянутой руке.

– Вас прокурор Паррен спрашивает!
– воскликнул консьерж, поедая глазами знаменитого сыщика «при исполнении».

– Паррен стал прокурором...
– удрученно проговорил Мегре, направившись на веранду с трубкой.

Говорил он в нее уже бодрым голосом:

– Поздравляю вас, дружище, недолго вы пробыли помощником, - в парке тарахтела газонокосилка Садосека, и комиссару приходилось повышать голос.

– Спасибо, Мегре, - холодно ответил Паррен, услышав, видимо, критическую реплику комиссара.
– Как идут дела?

– Как всегда. Думаю, за два дня управлюсь, если, конечно, подозреваемые мною лица будут благоразумны.

– Вы уже знаете, кто совершил преступление?

– Думаю, я догадываюсь, кто совершил убийство. Но пока не хочу догадываться, кто его поставил.

– Знаете, какая у нашего профессора Перена любимая поговорка? «Автор пишет одну пьесу, актеры играют другую, а зрители видят третью[10]». На мой взгляд, это поучительная для сыщика поговорка.

– Я слышал ее от профессора и намотал на ус.

– Что ж, отлично. Еще хочу сказать, что дело получило огласку, и, как только откроется дорога, репортеров вокруг вас будет туча.

– Вы огорчили меня, прокурор, своим прогнозом. Я предпочитаю солнечную погоду.

– Все предпочитают солнечную погоду Да, вот еще что. Министр сказал, что если с вами что-нибудь случиться, ну, повторный инфаркт или что такое, меня, скорее всего, отправят в отставку. Так что поберегите себя, умоляю...

– Спасибо, прокурор. Сейчас я чувствую себя так же хорошо, как во время расследования первого своего дела. Ренессанс, да и только.