И, делая вывод из этого древнего поучения, певец сказал:

— Из сего следует, что караван нечестных купцов подвергнется всем опасностям и не достигнет благополучия. Не дай бог! Не дай бог! На караван падет беда, и на купцов падут великие несчастья. Вот с этим и возьмите мой товар с собою в Карши…

Этими словами певец внушил туркменам опасения.

Эти слова слышал Рахимдад, догадавшийся, что речь идет о его маленькой сестренке Зебе, которую сейчас увезут далеко, навсегда.

«Карши?» Никогда он не слышал этого слова. Что это за город, большой или маленький, близкий или далекий?

— Карши! — сказал он вслух, вслушиваясь в звук этого слова, чтобы запомнить его на всю жизнь.

Караваны отправились в путь.

Однако двор Клыча-халифы на этот раз не опустел. Теперь загон был полон овец. В сараях стояли верблюды. И младший сын халифы — Кушат остался дома, поручив свою долю старшему брату — Абдулу.

Караваны ушли, а здесь надо было заняться скотом, найти пастуха, заготовить корм.

Кушат посадил Камбара на коня и послал его в соседнюю деревню за прежним их пастухом. В прошлом году, когда погиб весь скот, они прогнали этого пастуха. Теперь он снова понадобился.

К вечеру дед Камбар пригнал шестидесятилетнего Турды с двумя его сыновьями-подростками.

Поздоровавшись со стариком, Кушат сказал:

— Ну, спрашивай, дядя Турды!

Но у Турды-аги не было ни сил, ни охоты соблюдать длинный порядок приветствий.

Лицо его осунулось. Под глазами вздулись серые отеки. Бледный нос заострился. Малокровные губы побелели. Видно было, что давно уже старику не приходилось утолять голода.

Вместо приветствия Турды-ага ответил:

— Да буду я за тебя жертвой! Много жестокости в прошлом году перенес я от твоего отца. Он забыл, что тридцать лет служил я ему за просяную лепешку. А когда свалилась беда на его скот, он крикнул мне: «Вставай, убирайся отсюда, работы для тебя нет, а значит, и хлеба тебе не будет». Я позвал старшего сына, и мы ушли. Зима была сурова, снег глубок, одежда дырява, хлеба достать было неоткуда и не на что. Ни топлива, ни работы найти не удалось.

Он с жалостью взглянул на своих сыновей-подростков.

— Ничего не было. С тем и покорились судьбе. Ни жена моя, ни две мои дочки не выдержали холода и голода, я их схоронил.

Комок слез душил его. Говорить ему стало невмочь. Он помолчал, отвернувшись. Кушат сказал:

— Ничего, к кому смерть придет, тот умирает. Кому суждено жить, живет.

Дед Камбар, стоя в стороне, прошептал:

— Почему же к вам эта смерть не приходит? Она боится тех, у кого животы полны!

Но его никто не услышал. Турды-ага, вытерев глаза, продолжал:

— После этого я решил у вас не работать. Но когда человек проработал на одном месте тридцать лет, оставил там и молодость и силы, одряхлел и выброшен с этой работы, где он может найти другую работу? Вот я приплелся опять сюда. И со мной мои сыновья. Теперь все в ваших руках, — мы будем работать, но и вы кормите нас, чтоб не голодали мы больше.

— Если мы будем сыты, — ответил Кушат, — и ты будешь сыт. Если мы будем голодать, и ты будешь голодать. Молись, чтобы удача не отвернулась от нас.

Он считал разговор оконченным, но потом подошел к старому пастуху ближе и тихо ему сказал:

— Ты этих речей перед моим отцом не произноси! — Он развел руками: — Отец отрекся от земных забот, приблизился к богу. Его молитва — это благо. Наши деды говаривали: «Не проси золота, проси молитвы». Разве молитва не золото? Он, не дай бог, может обидеться на тебя, тогда все для тебя пропало.

— Нет, сын мой! — ответил Турды-ага. — Я тебя считаю своим сыном. Ведь ты родился и вырос при мне. Я тебе высказал все, что у меня наболело. А отцу твоему какое до меня дело? Я его хорошо знаю. Я боюсь не его молитвы, а его обиды. Куда ж тогда мне деваться с этими моими мальчиками? С этими моими старыми руками?

Певец, получивший барана за песню, привел с собой двух чьих-то осиротевших двенадцатилетних мальчиков. Они присоединились к работникам халифы.

Дело у халифы пошло на лад: шесть жен-разводок, четыре брачных жены, дочери, невестки — все они опять занялись тканьем ковров под началом старой Кумри, давно получившей от халифы развод, но оставшейся в доме за старшую жену.

Дед Камбар с двенадцатилетним помощником качали воду из колодца, поили скот, заготовляли корм, чистили стойла.