Максимилиан — гораздо более умелый телепат. Он просто прислоняется к перилам — и замирает, как изваяние. На минуту, на час… Даже грудь у него не поднимается, словно дыхание остановилось. Позже, когда прогорает уголь в жаровне, а Ирсэ, взбудораженные от кофе, поднимаются наверх, переговариваясь вполголоса и порывисто жестикулируя, они не удостаивают князя даже взглядом. Как будто пустое место.

Тускнеет освещение — медленно, постепенно, пока зал не погружается в полумрак, расцвеченный лишь сполохами северного сияния. И только тогда, когда тишина становится невыносимой, занавесь на входе в спальню Шинтара скользит в сторону, выпуская аллийца в коридор. Корделии хочется вскочить и броситься к нему, но приказ Максимилиана сковывает надежней, чем самые прочные цепи.

«Жди, Корделита. Рано».

И она ждет. Жадно ловит глазами каждое осторожное движение Шинтара. Словно во сне, аллиец спускается по лестнице. Разум его девственно чист, будто Шинтар — бездушная марионетка, которую дергают за ниточки. И Корделия догадывается, как зовут кукловода.

Все-таки Ксиль — хороший телепат. Да.

Шинтар выходит на улицу, зябко втягивая голову в плечи и сутулясь. Корделия едва удерживает себя от того, чтобы не броситься в его спальню, а потом за ним следом — и не накинуть на подрагивающие от холода плечи роскошные рыжие меха. Но Максимилиан делает знак: «Идем за мной», и княгине не остается ничего иного, кроме как послушаться и беззвучно скользнуть за Ксилем, в звенящий от мороза воздух.

Небо над Крылом Льда багровеет, словно по нему расплескали кровь. Золотистые волосы аллийца, освобожденные от плена косы, кажутся сейчас рыжими. Корделию устраивает и это. Ей нравится любой Шинтар.

А он тем временем все идет и идет — бесцельно, бессмысленно. Когда гостевая зона остается далеко позади, Максимилиан вдруг улыбается — и в ту же секунду аллиец пробуждается от забытья. Обхватывает себя руками, пытаясь сообразить, где находится, вертит головой по сторонам…

— Чьи это шуточки, а? Ну, сдохнуть можно, — доносит ветер ворчливый голос. Шинтар испуган, пусть и не показывает этого. Его бьет крупная дрожь — не разберешь, от холода или от страха. — Эй, кто-нибудь!

Но откликаются на зов совсем не те, на кого рассчитывает бывший секретарь дипломатической миссии Пределов. С разных сторон приближаются четыре фигуры в белом, почти неразличимые на снегу. И чувство опасности Шинтара, отточенное годами странствий на человеческих территориях, просто взрывается безмолвным криком.

Корделия дергается вперед, готовая разорвать на части каждого, кто притронется к Шинтару — и застывает, как ледяная статуя, от короткого и сухого:

«Жди».

Пальцы у Ксиля горячие — обжигают даже через одежду. Князь ласково обнимает Делию, пристраивая подбородок на ее плече. А она чувствует себя, как в тисках — ни с места двинуться, ни вздохнуть даже.

Шинтар быстро соображает, что к чему. Снег под его рукой взмывает в воздух, спрессовывается в маленькие, но очень острые лезвия — и начинает быстро кружиться по спирали, пряча за сверкающим подвижным панцирем уязвимое тело. Но что магия для шакаи-ар? Князь бы ее даже не заметил, а эти — просто лезут напролом, под режущую кромку осколков, обагряя сугробы кровью. Горячие алые капельки протапливают лунки в снегу.

Шинтар вскрикивает. Корделия закрывает глаза.

Она ненавидит Максимилиана. Настолько, что на мгновение его приказы вдруг перестают иметь для нее какое-либо значение — да и не пользовался он пока властью старейшины! Княгиня отбрасывает Ксиля одним движением, прыгает вперед, туда, где захлебнулся воплем Шинтар…

Максимилиан все же оказывается быстрее. И сильнее. Корделия понимает это в первые же секунды схватки, когда он раскрывает крылья и с легкостью вжимает ее в снег.

— Зачем? — Делия почти выплевывает это ему в лицо.

Ксиль усмехается. Темно-синие глаза мерцают в полумраке, как звезды.

«Ты боишься его потерять. Признай это».

«Он просто миленький, и…»

— Корделита! — Максимилиан тихо смеется, едва-едва не касаясь ее губ — своими. — Не лги.

Шинтар умолкает.

И внезапно княгиня осознает, что Ксиль сошел с ума. Он не станет останавливать бойню. И Корделии не позволит это сделать. А Шинтар умрет.

…небо разливает на город тусклое зеленоватое сияние…

Шинтар умрет.

…зеленоватые отблески раскрашивают бледную кожу князя, придавая ему сходство с трупом…

Умрет.

— Я тебя ненавижу!

Корделия успевает испугаться прежде, чем выкрикивает это. Максимилиан мстительный. Он ничего не прощает. Ничего и никому.

Княгиня закрывает глаза — и чувствует, как ее скулы осторожно касаются горячие губы.

«Не плачь, Корделита. Не надо».

…Не так уж много на свете вещей, которые могут заставить шакаи-ар отскочить от уже распробованной жертвы, как застенчивую школьницу — от двери в мужской туалет. Одна из таких вещей — оклик старейшины, неважно, признанного или нет.

— Брысь.

Вот так, просто. Даже негромкого приказа хватает, чтобы неудачливые охотники брызнули во все стороны без всяких мыслей об ослушании.