— Эка, закрутил.

— Да… Однако одно без другого существовать не может.

В просторной землянке их было четверо. Командир сидел за широким полированным столом, бог весть каким чудом оказавшимся в лесу. По бокам вполоборота к нему расположились комиссар и начальник штаба, за спиной которого пристроился Николай. Чтобы унять волнение, Иван Иванович начал потирать руки, взглянул мимо капитана Петрова на Николая и, будто удостоверившись в правильности расстановки сил, делая вид, что всё происходящее его занимает не очень, тихо и медленно заговорил:

— Занимательные вещи происходят у нас в отряде. Представьте себе: немцы каким-то чудом узнали о нашем свидании с соседями на хуторе Медвежьем. Как это вам нравится?

— Не очень, — сказал комиссар.

— Странно, — промолвил Николай.

Начальник штаба промолчал.

— Знают они всё: место, время и состав участников встречи.

— Очень странно, — сказал комиссар.

Командир закурил сигарету, с шумом выдохнул небольшой, но густой клубок. Дым поднялся к самому потолку, расползся в облачко и застыл на мгновение, будто раздумывая, что делать дальше.

— Нет, что ж тут странного? У них отлично работает разведка, — сказал командир и посмотрел на начальника штаба. — А как ты думаешь?

— Да, конечно, — торопливо и как-то угодливо ответил тот; всем показалось, что он смутился. Но может быть, только показалось?..

И Иван Иванович продолжал:

— Они спешно готовят полицейскую роту, комендантский взвод, одним словом, все свои наличные силы. От помощи отказались — так уверены в успехе! Поражает меня всё-таки одно: откуда они всё до тонкостей знают о нас?

— Чему ты удивляешься, мы ведь тоже про них кое-что знаем, — с лёгкой иронией возразил комиссар.

— И очень многое, — с готовностью поддержал комиссара начальник штаба. Он сидел на краю стула, перегнувшись в поясе немного вперёд. И во всей его фигуре, похожей на приготовившуюся к полёту большую птицу, в опущенных под стол руках, в его готовности подхватить и поддержать любую мысль и слово присутствующих — во всём чувствовалось огромное нервное напряжение.

— Встречу придётся отменить, я как представитель отряда Романа настаиваю на этом, — сказал Николай.

— Поздно, — с сожалением сказал комиссар, — ваши в пути, а представитель обкома уже прибыл в условное место.

— Я перехвачу наших… Дорогу знаю хорошо.

— А может, — бой! — сверкнув глазами, сказал командир.

— Сил маловато, — ответил комиссар.

— А что думает начальник штаба? — спросил Иван Иванович, и три пары глаз внимательно уставились на капитана Петрова.

— У них больше солдат, — лаконично ответил он и сделал вид, что его очень заинтересовала самодельная деревянная пепельница, стоящая на столе.

— Да, но мы нападём неожиданно.

— Это так, конечно, но не лучше ли не рисковать людьми, а просто перенести место встречи?

— А на хуторе фрицам устроить хорошую баню, — поддержал Николай.

И опять три пары глаз посмотрели на Петрова, — он тревожно молчал.

Разговор продолжил командир:

— Затянули мы с этой встречей. Носимся, как кошка с рыбой: где положить, как съесть… Нужно принимать решение.

— По-моему, предложения Петрова и Николая разумны, в них есть рациональное зерно.

— Далась тебе твоя пшеница, — с досадой проговорил командир. — А, по существу, у нас нет другого выхода. Итак, место встречи переносим, карателям устраиваем засаду. Решено?

— Решено, — ответил комиссар.

— Согласен, — проговорил Николай.

— Тогда за дело! — сказал командир.

— Подожди немного, — опять заговорил комиссар, — остаётся один недоуменный вопрос: как немцы узнали о предстоящей встрече, ведь никто, кроме нас четверых, об этом не знал.

Напряжение висит в воздухе, все молчат. Трое — по заранее разработанному плану, а четвёртый… И тут он допускает ошибку:

— А почему нельзя предположить, что информация до немцев дошла от отряда Романа? Кто знает, может быть, они менее осторожны, чем мы.

— Это логично. Действительно, почему мы должны подозревать своих? — спросил комиссар.

Но вопрос уже не имел смысла. Троим всё было ясно, они поняли, что наступает развязка, а четвёртый, наоборот, стал успокаиваться. Он с облегчением вздохнул, и дерзкая, еле заметная улыбка заиграла на его лице.