Карини ответил, что о течении болезни он не может ничего сказать.

— Я нахожусь перед неисследованной областью, перед болезнью, о которой не знаю ничего, кроме настоящего момента. Будут ли кризы? И когда? Завтра, в этот вечер, через два, три или четыре дня, я ничего об этом не знаю.

Эмилио подумал, что всё это давало почву для самых смелых надежд, и позволил Балли продолжать расспрос врача. Эмилио уже видел себя рядом с Амалией здоровой, разумной, ставшей вновь способной чувствовать его любовь.

Худшим симптомом, который отметил Карини, был не жар, и не кашель, а форма бреда Амалии, эти её постоянные возбуждённые разговоры. Карини тихо добавил:

— Мне не кажется, что её организм приспособлен для борьбы с высокой температурой.

У Карини появилась возможность дать рецепт, но прежде, чем это сделать, он сказал:

— Чтобы бороться с жаждой, давайте ей вино с сельтерской водой. Каждые два-три часа позволяйте ей выпить бокал крепкого вина. К тому же, синьорина, видимо, привыкла пить вино.

Двумя решительными росчерками пера Карини выписал рецепт.

— Амалия не привыкла пить вино, — запротестовал Эмилио, — она даже терпеть его не может. Это просто невозможно — заставить её привыкнуть к вину.

Доктор Карини сделал жест удивления и посмотрел на Эмилио так, как будто не мог поверить в то, что тот говорит правду. И даже Балли посмотрел на Эмилио испытующим взглядом. Стефано понял, что по симптомам болезни Амалии доктор сделал вывод, что имеет дело с алкоголичкой, и вспомнил, что сам делал наблюдения о том, что Эмилио способен на фальшивые проявления стыдливости. Балли хотел убедить Эмилио сказать правду, о которой должен знать врач.

Эмилио догадался о значении этого взгляда Балли.

— Как ты в это можешь поверить? Чтобы Амалия пила! Она даже воду почти не пьёт. Ей нужен час на бокал воды.

— Если вы меня в этом уверяете, тем лучше, — сказал врач, — потому что такой слабый организм может сопротивляться повышенным температурам, если только не ослаблен алкоголем.

Карини посмотрел на рецепт немного неуверенно, но потом оставил его неизменным, и Эмилио понял, что ему не поверили.

— В аптеке вам дадут жидкость, которую надо будет давать больной в час по чайной ложке. Также я хотел бы поговорить с синьорой, что ухаживает за больной.

Эмилио и Балли провели врача и представили его синьоре Елене. Карини объяснил ей, что было бы желательно попытаться ставить больной холодные компрессы на грудь, и добавил, что это было бы весьма полезно для лечения.

— О, я сделаю это! — сказала Елена с рвением, которое поразило троих мужчин.

— Хорошо, — ответил Карини, улыбаясь радостно тому, что больная находится в столь сострадательных руках. — Но не хочу её принуждать к этой процедуре, и если она окажет слишком сильное сопротивление холоду, то надо будет отказаться от этих попыток.

Карини засобирался уходить, пообещав вернуться рано утром следующего дня.

— Ну что, доктор? — спросил ещё раз Эмилио умоляющим голосом.

Вместо ответа Карини сказал несколько утешительных слов. Балли вышел вместе с ним, пообещав сразу же вернуться. Он хотел побыть с врачом наедине и узнать, был ли он откровенен с Эмилио.

Эмилио же всеми силами ухватился за свою надежду. Доктор заблуждался, посчитав Амалию пьяницей, и, следовательно, все его прогнозы могли быть ошибочными. Не зная пределов своим мечтам, Эмилио даже подумал, что состояние здоровья сестры ещё может зависеть от него. Она заболела, прежде всего, потому, что он пренебрегал своими обязанностями по её защите. Теперь же, напротив, Эмилио был здесь, чтобы предоставить Амалии все возможные удобства и комфорт, о чём не догадывался доктор. Эмилио пошёл к постели Амалии, чтобы дать ей все эти удобства и комфорт, но, оказавшись рядом с ней, сразу почувствовал себя безоружным. Он поцеловал её в лоб и стал смотреть на неё, задыхаясь от недостатка воздуха в лёгких.

Вернувшийся Балли присел в уголке комнаты, как можно дальше от Амалии. Карини повторил ему уже сказанные Эмилио слова, и не более того. Синьора Елена попросилась выйти на минуту в свою квартиру, где должна была отдать несколько распоряжений. Она хотела послать свою служанку в аптеку. Синьора Кьеричи вышла, сопровождаемая восхищённым взглядом Балли. Не требовалось давать ей денег, так как по старой традиции у семьи Брентани был в аптеке открытый счёт.

Балли пробормотал:

— Такая простая доброта волнует меня сильнее, чем самая выдающаяся гениальность.

Эмилио занял место, оставленное свободным Еленой. Некоторое время больная не говорила ничего, что можно было разобрать. Амалия просто бормотала неразборчиво, как будто упражняясь в произношении трудных слов. Эмилио положил голову на руку и принялся слушать тяжёлое дыхание сестры, которое было ровным и стремительным. Он слушал этот звук с утра, и Эмилио уже казалось, что это просто свойство его уха — слышать этот звук, от которого он уже не знал, как освободиться. Эмилио вспомнил, как однажды вечером, когда было очень холодно, он встал с постели в одной рубашке, чтобы проявить доброту и нежность к сестре, потому что чувствовал, что она страдает рядом с ним: Эмилио предложил Амалии сходить с ней на следующий вечер в театр. Тогда он ощутил огромную радость, почувствовав признательность в голосе Амалии. Затем Эмилио забыл этот эпизод и больше не стремился его вспоминать. О, если бы Эмилио только знал тогда, что в его жизни будет такая серьёзная миссия по опеке доверенной только ему одному жизни, он бы никогда не испытывал больше потребности встречаться с Анджолиной. Сейчас, хотя и может быть слишком поздно, он вылечился от этой любви. Эмилио горько заплакал тихо в темноте.