Шрифт:
Я положил руку парню на спину. Он дернулся, как будто я ударил его ножом.
– Что ты там делал, Алекс?
– Не ваша забота.
– Ждал Люси?
– Раз знаете, зачем спрашиваете?
– Сколько времени ты там провел?
– Где-то полчаса. Я пару раз объехал квартал и вернулся.
Я взглянул на часы: пять тридцать пять.
– Она вошла внутрь около пяти?
– Да, около пяти.
– Она вошла одна?
– Да. Одна.
– Кто-нибудь входил за ней?
– Я никого не видел.
– Кто-нибудь выходил?
– Вы выходили. Я видел, как вы вышли.
– Кроме меня. Раньше.
– Я не видел. Я объезжал квартал.
– Ты входил вместе с ней?
– Нет, сэр. Я не входил.
– Почему?
– Она сказала, что через пять минут выйдет. Ей даже не нужно было упаковывать чемоданы.
– Тем более ты мог войти.
– Я не захотел. Она не захотела.
– Люси выдавала себя за белую?
– Ну и что? В нашем штате это законом не карается.
– Ты хорошо осведомлен. Учишься?
– Только что поступил в колледж. Но собираюсь бросить.
– Чтобы жениться?
– Я никогда не женюсь. Мне теперь не на ком жениться. Я скроюсь.
– Его голова по-прежнему свешивалась за стойку, и голос глухо отдавался в ее деревянных недрах.
– Тебе придется остаться и ответить на кучу вопросов. Так что соберись.
Я встряхнул его за плечо. Алекс не повернулся и не пошевелился, пока с автострады не донеслись гудки сирены. Тогда он вскинул голову, как загнанный зверь.
Глава 7
Черная патрульная машина затормозила прямо у двери конторы. Из нее выскочил человек в штатском, взбежал на крыльцо и застыл в проеме. Несмотря на мягкую серую шляпу и мешковатый серый костюм, сразу было видно, что этот человек родился полицейским, бренчал вместо погремушек наручниками, учился читать по Уголовному кодексу, повышал квалификацию на разбитых мостовых и в темных переулках. Его изборожденное морщинами лицо, за пятьдесят лет выдубленное солнцем и ветрами, было наглядным свидетельством его жизни в долине.
– Я Брейк, лейтенант сыскной службы. Вы звонили?
Я кивнул.
– Она в седьмом номере, в углу двора.
– Мертвая?
– Мертвей не бывает.
Алекс сдавленно всхлипнул. Брейк шагнул вперед и посмотрел на него в упор.
– А ты что здесь делаешь?
– Жду Люси.
– Ту, что умерла?
– Да, сэр.
– Придется подождать. Ты ее прирезал?
Алекс смотрел на детектива, как на гигантское дерево, на которое ему не по силам взобраться.
– Нет, сэр.
– Ты ведь сынок Энни Норрис?
– Да, сэр.
– И как это понравится твоей мамаше?
Не дожидаясь ответа, Брейк повернулся ко мне.
– Он ее прирезал?
– Сомневаюсь. Он тут болтался после того, как это произошло. Они собирались пожениться, так он говорит.
– Так он говорит.
– Я не резал Люси!
– крикнул Алекс.
– Я бы не тронул волоска на ее голове!
Он по-прежнему лежал на стойке, как будто тело перестало ему повиноваться.
Вошел толстяк администратор и тихо закрыл за собой дверь. Он бочком протиснулся в свой отгороженный стойкой мирок журнальных бюстов, грязных бланков и безмолвных призывов. Зрелище смерти напомнило ему о грехах, покоящихся в могиле его памяти, и он подпрыгнул, услышав за спиной голос Брейка:
– Вы администратор?
– Да, сэр.
– Мне нужен ключ седьмого номера, вернее ключи.
– Ни того, ни другого нет, мистер Брейк.
– Он двинулся к нам, словно отдавая на закланье свое дрожащее тело.
– Один я ей отдал в самом начале, а потом она вернулась и попросила дубликат. Сказала, что тот потеряла. Я сказал, что придется заплатить...
Я перебил:
– Ключ торчит в двери, лейтенант.
– Что же вы молчите?
Брейк выскочил на улицу и позвал шофера, чтобы тот сторожил Алекса. Вторая полицейская машина затормозила рядом с первой. Кружок любопытных разорвался, пропуская ее, и опять сомкнулся. Сержант в форме протолкался к Брейку. Под мышкой у него была камера и сложенный треножник, в руке - набор инструментов для снятия отпечатков пальцев.
– Где труп, лейтенант?
– Вон там. Вызвали судмедэксперта?
– Он уже едет.
– Она испортится, пока мы до нее доберемся, при таких-то темпах. Спокойно, граждане. Дайте пройти.
Люди расступились и потянулись следом.
Алекс и его страж, здоровенный малый в форме офицера дорожной инспекции, сидели на канапе в угрюмом молчании. Рядом с широкогрудым молодым полицейским Алекс казался маленьким и щуплым. Его взгляд был обращен вовнутрь. Видимо, он впервые ощутил себя таким, каким был в реальности: черным парнем, беззащитным перед законом белых, таким уязвимым, что он едва решался пошевелиться.