Шрифт:
— Доброе утро, мадемуазель, — сказал он не оборачиваясь. — Надеюсь, я не доставил вам беспокойство своим визитом?
Грейс сухо кашлянула.
— Как вам это удается, милорд?
— Доставлять беспокойство? — Он повернулся к ней, выгнув бровь.
— Нет, производить впечатление, будто у вас глаза на затылке, — пояснила девушка. — Это действует на нервы.
Маркиз небрежно помахал рукой перед своим носом.
— Ваш аромат, мадемуазель, — промолвил он. — Его ни с чем не спутаешь.
— Я не пользуюсь духами.
— Именно поэтому он ваш, — улыбнулся Рутвен. — Вы позволите мне сесть?
— Mais oui. [12] — Грейс закрыла дверь и слегка улыбнулась. — Мне бы не хотелось задирать голову, глядя на вас.
Рутвен уселся на изящный стул, что при его росте и длине ног могло бы выглядеть довольно несуразно. Однако, как ни странно, он казался даже более опасным, чем обычно, словно сокол, восседающий на краю скалы, озирая окрестности в поисках добычи.
12
Да, конечно (фр.).
Внезапно Грейс вспомнила их первую встречу и его жесткое лицо, нависшее над ней, когда она пришла в себя в саду клуба. С еще затуманенным сознанием она приняла его за Люцифера — красивого, смуглого и демонического. Теперь она и вовсе не знала, что думать о нем.
— Мадемуазель Готье? — Его вкрадчивый голос вернул ее к реальности.
— Прошу прощения? — спохватилась Грейс, сообразив, что тупо глазеет на него.
— Я спросил, хорошо ли вы провели утро, — повторил маркиз.
— Merci, да… — Она замолкла. — Вообще-то нет. У меня было ужасное утро. Я ездила на кладбище.
— Одна?
— Да.
— Сожалею. — Он отвел глаза. — Никто не должен посещать подобные места в одиночестве.
— Такое впечатление, что вы судите по личному опыту, — заметила Грейс.
Рутвен по-прежнему избегал ее взгляда.
— Я потерял жену, будучи совсем молодым, — отозвался он после короткой паузы. — Это было… невыносимо.
— Мне очень жаль, — сказала Грейс. — Примите мои соболезнования.
Рутвен молча кивнул, сидя со сложенными на коленях руками. Накрахмаленные манжеты рубашки казались ослепительно белыми по сравнению с его смуглыми руками. Он напомнил Грейс парадный портрет Сулеймана Великого, сидящего на троне, который она однажды видела на распродаже, — такой же невозмутимый, сдержанный и царственный.
И тем не менее он излучал мужественную энергию. Грейс снова вспомнила, как он поцеловал ее как опытный страстный любовник. Подобного она никогда в жизни не испытывала. Интересно, он тоже вспоминает об этом, испытывая неловкость, словно жар того поцелуя запечатлелся на его губах?
При этой мысли она невольно коснулась губ кончиками пальцев.
Рутвен выдал себя, блеснув глазами, в которых светились едва сдерживаемые эмоции.
В комнате на минуту повисла неловкая тишина. Положение спасла Мириам, явившаяся с чайным подносом. Грейс принялась разливать чай, радуясь, что ее руки не дрожат.
Что с ней творится? Ведь перед ней всего лишь мужчина. Впрочем, она не могла отрицать, что в Рутвене есть нечто демоническое и глубоко чувственное.
— Это зеленый чай, который мы обычно пили дома, — сообщила она. — Помнится, он очень нравился сержанту Уэлему. Будете пить так или с молоком?
— Спасибо, лучше так, — отозвался он.
Грейс наполнила его чашку, высоко подняв чайник, так что наверху образовалась пена.
— Сахар я положила, — предупредила она. Рутвен сделал глоток.
— И мята ощущается, — задумчиво произнес он, слабо улыбнувшись. — Крепкий, терпкий и душистый. Я словно снова очутился в Касбе.
— Правда? — промолвила она, наливая чаю себе. — Вы провели там много времени?
Рутвен выгнул бровь.
— С Рэнсом Уэлемом в качестве спутника? Вы это хотели уточнить? Я предпочел бы не распространяться на эту тему.
— У сержанта Уэлема было несколько дурных привычек, милорд. — Она поставила чайник на стол. — И слишком тяжелая жизнь. Надеюсь, он не испортил вас?
Рутвен помолчал, смакуя чай.
— Скорее наоборот, — отозвался он наконец. — Но эта история не для дамских ушей. Я заехал, чтобы рассказать вам, что мне удалось узнать о расследовании смерти вашего жениха.