Взгляд герцога был столь внушительным, что сознание доктора мгновенно прониклось пониманием:

– Безусловно, это переутомление! Его величеству никак не следовало так утруждать себя.

– Да, тем более он провел ночь, бурную ночь, смею вас уверить, с двумя дамами сразу.

Кассер в ужасе уставился на Ришелье, он не знал, как следует реагировать на такое откровение герцога. Ришелье подсказал сам:

– Но этого не следует знать остальным, достаточно просто сказать, что король слишком переутомился.

– Но я не могу ручаться за жизнь его величества, пока он в таком состоянии…

Герцог кивнул:

– Безусловно, королю нужен покой и надлежащий уход. И никаких дам! Хотя бы на время…

С доктора явно снималась всякая ответственность за состояние венценосного больного, это было Кассеру на руку, и он согласно закивал.

Уже вечером доктору совсем полегчало, потому что прибыл еще один врач. Чего нельзя было сказать о пациенте – королю становилось все хуже. Посовещавшись, эскулапы решили, что на всякий случай его величеству следовало бы причаститься.

Мец в ужасе замер. Смерть короля легла бы черным пятном на репутацию города.

Самому Людовику было очень плохо, он мало что понимал, но когда его духовник патер Перюссо заговорил о необходимости сначала публичного покаяния и прощения со стороны королевы, прослезился.

– Я согласен просить прощения у ее величества.

Фаворитка с ужасом смотрела на своего благодетеля, появление королевы в этой спальне, которую они с Лорагэ не покидали с той минуты, как Людовику стало плохо, означало, что сестры должны немедленно покинуть и Мец, и, возможно, даже Версаль.

Шатору бросилась к патеру Перюссо:

– Отец мой, помогите мне избежать бесчестия! Неужели меня удалят от его величества с позором?

Но за спиной патера Перюссо стоял епископ Суассонский монсеньор Фитц Джеймс, отнюдь не настроенный оставлять вблизи с королем парочку развратных красоток. Не сомневаясь в готовности Людовика покаяться, все же для любого человека страх перед вечностью сильнее опасений потерять любовницу, он уже отправил гонца к королеве с просьбой немедленно приехать и принять покаяние блудного супруга. И епископа куда меньше волновала судьба фаворитки, чем то, успеет ли примчаться в Мец Мария Лещинская, пока не перестанет действовать средство, подсыпанное в питье его величества для пребывания в состоянии лихорадки.

Епископу и тем, кто стоял за ним, все удалось, королева примчалась вовремя, фаворитка была с позором изгнана, король покаялся и поклялся больше не вести скандальный образ жизни.

Герцог Ришелье навестил фаворитку. Мадам де Шатору не могла найти себе места, их с сестрой удалили из королевских покоев, запретив показываться на глаза, вести оттуда приходили одна хуже другой. Поэтому, когда в двери показался герцог Ришелье, обе дамы метнулись к нему, как к последней надежде:

– Что?!

– Мадам, уезжайте, и как можно скорее.

– Как уезжать? Совсем?

– Быстрее, пока до горожан не дошли известия, что его величество прилюдно покаялся перед супругой и обещал больше не грешить.

– Но… я не готова. Экипаж не заложен, вещи не собраны…

– Какой экипаж?! Какие вещи?! Уносите ноги в простой карете, если хотите остаться живой.

Крупная, полная Лорагэ, слабо пискнув, рухнула в кресло, также пискнувшее под ее весом. Шатору оказалась более разумной и собранной:

– Нас могут обвинить во всем?

– Уже обвинили.

– А как же король, неужели он тоже считает нас виновными в его болезни?

– Король слишком слаб, чтобы отстаивать еще и ваши интересы, он покаялся перед королевой и исповедался. Пока об этом не узнали в Меце, уезжайте. Простая карета готова, задерните занавеси и сидите тихо до самого Парижа.

– Нам в Версаль?

– Боюсь, что в свое имение, во всяком случае пока. Поспешите.

Герцог удалился, чтобы не заметили его общения с опальной фавориткой, а дамы уставились друг на дружку, пытаясь привести чувства в порядок. Лорагэ вдруг возмутилась:

– Нет, мы не виноваты, почему мы должны отвечать за негодные продукты на столе за ужином?!

Шатору прижала пальцы к вискам:

– Кто станет в этом сейчас разбираться? Герцог прав, главное успеть сбежать, пока не обвинили во всех королевских грехах и не закидали камнями.

– Кам… кам… камнями?! Нет, я никуда не поеду! Они не посмеют переступить порог этой спальни, здесь все же аббатство! Мы просто пересидим здесь, пока все успокоится, а потом вернемся в Версаль. Король придет в себя и нас защитит.