Гена обречен. Доктор тоже.

Валентин наконец определился и молча раздал команды: со значением посмотрел на Палыча и кивком указал на Гену. Чтобы исключить превратное толкование, дополнительно кивнул на аппарат. Затем перевел взгляд на Шоту и вообще без всяких намеков ткнул пальцем в холодильник.

На этот раз Палыч не подвел: сразу все понял, скорбно поджал губы и, окатив Валентина свинцовым взглядом, молча кивнул.

Надо же, даже у такого дуболома есть какие-то чувства. Хоть он и не дружил с Геной, но привык к нему: долго работали вместе, были членами одной команды.

Шота, напротив, несмотря на простоту задачи, «притормозил» на ровном месте:

— Эээ… Не понял? А что с холодильником делать?

Зато доктор сработал за двоих и проявил нездоровую сообразительность: побледнел, как свежий больничный бюллетень, томно всхлипнул — дыхание перехватило от страха, и пролепетал:

— Если… Если выключить… Сигнал… Сестра… Нельзя!

— Раскрути термостат, оторви проволоку, поставь «мост», — специально для умственно отсталых Валентин показал, где именно нужно поставить этот самый «мост».

— Ага, понял, — Шота с готовностью достал нож и направился к холодильнику.

— Никакого сигнала не будет, — Валентин принял доктора под руку и деликатно повлек к двери. — А нам с вами нужно вернуться в кабинет и срочно решить один важный вопрос.

— Я не… Я не позволю! — попробовал было воспротивиться доктор.

— Доктор, если вы будете шуметь, нам придется ликвидировать весь персонал, который сюда заявится, — без обиняков предупредил Валентин. — Вы что, злодей? Вы желаете смерти своим подчиненным?

С этими словами Валентин решительно вытолкал доктора из «люкса» и повел в кабинет.

В кабинете Валентин истребовал у смятенного доктора ключи от сейфа. Доктор неожиданно воспротивился: с присущей ему бесхитростностью метнул взгляд в сторону вешалки, затряс головой и пробормотал:

— Нет ключей… Потерял где-то… Не помню…

— Что за блажь, доктор? — Валентин надел тонкие нитяные перчатки, забрал из кармана болтавшегося на вешалке докторского плаща ключи и через несколько секунд отпер сейф. — Какие теперь между нами тайны?

В сейфе, помимо всего прочего, был пакет с разнообразными препаратами.

— А, понял! — озарился Валентин. — Неудобно, да? Такой весь из себя честный и принципиальный, гордый потомственный интеллигент и тривиально тырит лекарства. Стыдно, да?

Несмотря на трагичность момента, доктор покраснел от смущения, потупил взор и не нашел, что ответить негодяю, по-хозяйски копавшемуся в его пакете.

— Не смущайтесь, доктор, — успокоил его Валентин, сортируя препараты. — Почти все нищие бюджетные врачи так делают, это своего рода стандарт, потому-то и попросил ключи… Ага, вот как раз то, что нужно.

Валентин отобрал нужный препарат, заправил шприц и протянул доктору:

— Вы сами или помочь?

— Вы полагаете… — усомнился доктор.

— Обязательно, — категорично кивнул Валентин. — Вам нужно как следует расслабиться и уснуть. Иначе ваше интеллигентское сердце не выдержит такой колоссальной нервной нагрузки.

— А если…

— Тогда мы вам поможем.

— Ладно, давайте я сам…

Схожий по действию препарат был у Валентина с собой — на случай, если в докторском сейфе не окажется подходящей тинктуры или доктор окажется нереально честным. Но коль скоро все получилось в пределах нормы, свой препарат можно приберечь для другого случая.

После инъекции Валентин усадил доктора за стол, дал ему лист бумаги с ручкой и продиктовал:

— Очень жаль, что пришлось так поступить, но другого выхода я не вижу. Простите меня за то, что я сделал. Подпись.

Продиктовал и напрягся: даже такой прекраснодушный тип, как доктор, в этом месте может заподозрить подвох.

— Вы хотите повесить ЭТО на меня?! — увы, обостренная совесть интеллигента оказалась сильнее инстинкта самосохранения. — Вы его… А я, значит…

— Пишите, доктор.

— А если…

— Тогда поедем к вашей семье. А потом все равно придется написать ровно то же самое.

— Господи… Что ж вы за люди такие! — с горечью воскликнул доктор, хватая ручку. — Повторите, я не запомнил…

Валентин повторил текст обращения.

Доктор торопливо написал и поставил внизу аккуратный автограф, неброский и скромный, как и вся его жизнь.

Валентин прочитал записку: доктор допустил некоторую отсебятину и в одном месте сделал орфографическую ошибку, но это вполне объяснимо сильным душевным волнением, так что переделывать не обязательно.