Аннотация
Ежемесячный литературно-художественный журнал
Елена Шварц
Невы пустые рукава
Шварц Елена Андреевна — известный петербургский поэт, эссеист, прозаик. Автор нескольких поэтических книг, вышедших в России и за границей (см., например: «Сочинения Елены Шварц». Т. I, II. СПб., «Пушкинский фонд», 2002).
* * *
Ангел-хранитель Мук моих зритель, Ангел-хранитель, Ты ведь устал. Сколько смятенья, Сколько сомненья, Слез наводненье — Ты их считал. Бедный мой, белый, Весь как в снегу, Ты мне поможешь. Тебе — не смогу. Скоро расстанемся. Бедный мой, что ж! Ты среди смертных За гробом пойдешь. Луна и даоский мудрец Во вдохновении пьяном Танцует в выси Луна. Пахнет она Несвежим бельем и тимьяном. Все же нежна. В болотистом мелком пруду Болеет она чесоткой, Пахнет китайской водкой, Мучима, будто в аду, Смертью короткой. Из грязи быстро идет И вешается на ветке, Над пропастью вздернутой ветке, Как покаянья плод. Пьяный мудрец: Это была не Луна, Это был перевод Луны на грубый наш план, Из водопада миров Принес ее ураган. * * *
Тебе, Творец, Тебе, Тебе, Тебе, Земли вдовцу, Тебе — огню или воде, Птенцу или Отцу — С кем говорю я в длинном сне, Шепчу или кричу, Не знаю, как другим, а мне Сей мир не по плечу. Тебе, с кем мы всегда вдвоем, Разбившись и звеня, Скажу — укрой своим крылом, Укрой крылом меня. Психогеография
1
И я когда бреду по граду, в нем сею то, что сердцу ближе, — горсть океана, чуть Дуная, тоска и юность, клок Парижа. Моя тоска течет в Фонтанку, и та становится темней, я вытекаю из Невы, мою сестру зовут Ижора. Вот гроб стеклянный на пути — туманный, ломкий — в красной маске высокомерный в нем студент. А солнце в волнах пишет по-арабски. Гора хрустальная возносится над Петроградом, а под ним пещеры, Синай отчаянья, Египет — в них человек неопалим — В огне льдяном Невы сгорает, в своих страданиях нетленный, меняя психогеографию Ингерманландии, Вселенной. 2
Эй, облака, айда, братва, — в Невы пустые рукава — насыпьтесь ватными комками, рассыпьтесь пышными грядами, как зеркала над островами. Голландию сюда тащил зеленый кот и супостат за краснокирпичные ляжки, да не донес. Она распалась по дороге, скользнет едва, лежит у врат. И Грецию сюда несли… И всякий, всякий, кто здесь жил, пространство изнутри давил, растягивал, и множество как бы матрешек почти прозрачных град вместил. 3
(ветреный солнечный день на Фонтанке)
Землетрясенье поколений мне замечать и видеть лень, когда уносит пароходы в каленье солнечное день. И солнце ветром тож уносит, но в воду сыплется, звеня. Сквозь какие века опьяняешь меня, вся ломаясь, виляя, река. С мармеладной слоистой густою волной, с золотой сединой… О русалка, аорта, Фонтанка! Только больше аорта, кормящая сердце водой, и скотом своих волн в перебранке.Елка с игрушкой, Игрушка с елкой
Как ниткой навощенною, Игрушка с елкой связана, Как смочены смолой они, Как спутаны хвоей — Так я к Тебе прикована, Приклеена навек. В глухую ночь последнюю Тускнеет шарик елочный, Закапанный свечой. И в эту ночь так жалобно Звенят игрушки смутные, Зеленой тьмой окутаны, А елка долу клонится, И грех их разлучить. На петельке игрушкиной Висит обломок хвоистый Куриной лапой, мертв. На год игрушку в гроб кладут, А елку — в серый снег. Так с сердцем разлучается И с Богом человек. Под тучами
День волооких туч, Набитых синим пухом, Промчался, будто луч, Ворча громами глухо. Стремительные, синие, К цветам припадая в полях, — Как бархатные акулы С большими глазами в боках. Я, глядя в них с травы, была Жемчужиной, на дне лежащей, Из-под воздушного стекла Сияньем жалобно кричащей. Чайка — казачья лодка и птица
А. Миронову.
Ходит чайка вверх по горю — Ветер гонит — не кружа, И, дошедши до границы, Замирает — вся дрожа. Ходит чайка вниз по горю, До водоворота сердца, — Там и тонет, превращая Белый парус в белый мак. Хоть и тонет, но всплывает И бежит опять к границе, Чтобы там, кружась и тая, Взрезать воздух визгом птицы.* * *
Когда с наклонной высоты Скользит, мерцая, ночь, Шепни, ужели видишь ты Свою смешную дочь? Она на ветер кинет все, Что дарит ей судьба, И волосы ее белы, Она дика, груба. Она и нищим подает, И нищий ей подаст, И в небе скошенном и злом Все ищет кроткий взгляд. В парадной
(люди семидесятых 19 века)
Несмачный тихий разговор, но приговор как будто в нем. В подъезде ждут кого-то двое. Взлет спички… бледные подглазья… Шпики ль, убийцы — скажешь разве. Что ж — поколенья молотьба — У нас у всех дурна судьба. Тут дворничиха из ворот Ведро несет с густым гнильем, Горят глаза пустым огнем, Прошла и смыла молодцов, Подрезала как бы жнивье, Они под мышкой у нее. Блаженная постигла участь В горячей впадине, где, мучась, Как две пиявки — волоски Висят навек, от неги корчась.в официальном магазине Литрес