— Круглоухий вовсе не злой!

— Келвин Найт не владеет ситуацией в Келвинии. Распоряжается совсем другой человек. Тот самый, кого Круглоухий однажды разбил в другом месте. Этот самый король и Зоанна, считавшаяся навеки сгинувшей. Зоанна, которая теперь обладает большей магией, чем та, которая когда-то была в распоряжении ее отца.

Сент-Хеленс чувствовал себя так, как будто его здорово взгрели. Большеносый генерал имел куда больше информации, чем было у него самого, и успешно использовал ее точно так же, как и численное превосходство в военной силе. Де Голлик только что сказал, что ситуацией в Келвинии управляют двое самых плохих людей. Сент-Хеленс чувствовал это, но не осмеливался признать прямо. Теперь правду нельзя было отрицать, и боль глубоко засела у него внутри.

— Проклятье! — простонал он.

— Вижу, что вы не хотите повернуть назад, генерал Рейли. Вы приняли свое решение.

Сент-Хеленс хотел сказать что-то другое. Он хотел объяснить, почему он является всего лишь пешкой, слепым орудием. Пророчество может побудить к действию его зятя с небольшой помощью со стороны. Да, все это было похоже на шахматную игру. У Келвина была сила, но другие должны были делать ходы и приносить жертвы. Другие, такие, как Сент-Хеленс. Он был связан своим жребием и не мог его избежать.

— Я бы хотел, чтобы мог найтись какой-нибудь способ. — Он начал разворачиваться назад, зная, что находится на неправой стороне, ненавидя все это, но продолжая оставаться прочно привязанным.

Оперенная стрела просвистела мимо и попала в канцийского генерала. Она произвела какой-то неприятный шлепающий звук и развернула его на пол-оборота. Генерал закричал — это был крик старухи, а не мужчины — и ухватился за арбалетную стрелу, торчащую у него в груди.

У него в груди? Нет, генерал теперь превратился в старую женщину. Мельба! подсказывало Сент-Хеленсу его сознание, но он знал, что хотя черты ее лица были теми же самыми, она не могла быть Мельбой. Мельба была мертва.

Итак, генерал оказался колдуньей! Кто-то из людей Сент-Хеленса не послушался его приказа, и это непослушание могло означать победу. Могло.

Конница и пехота на равнине ринулись друг на друга. Защелкали тетивы луков. Щиты прикрывали от пущенных стрел и отбрасывали их прочь. Канцийская кавалерия атаковала германдцев.

Женщина пошатнулась, затем снова появились обличие и внешность генерала де Голлика в забрызганном кровью мундире. Но его голос остался ее голосом, тихим голосом старой колдуньи.

— Так-то ты держишь свое слово, Рейли? И это называется перемирием честного человека?

— Я не имею с этим ничего общего! Клянусь!

Но как она могла в это поверить? Он был командующим; значит, он нес ответственность за все. Его люди совершили предательство.

Это было очень ловко сделано. Кто-то вовремя все заметил и понял. Против колдуньи любые вещи оправданны. Вывести ее из игры, и у них появится шанс победить!

Шанс выиграть кампанию, которую он предпочел бы скорее проиграть. О, какая путаница!

Рейли с обеих сторон ухватили чьи-то грубые руки. Он не пытался сопротивляться, хотя это было для него трудно. Он ожидал, что его немедленно убьют, но вместо этого ему связали руки и усадили на лошадь. По обе стороны от него ехали два канцийских солдата. Двое других ехали вместе с генералом. Генералом-колдуньей.

Обернувшись назад, Сент-Хеленс услышал жалобное ржанье лошадей, крики раненых и умирающих мужчин и юношей. Умирающих здесь, из-за того, что именно он привел их сюда. Как быстро все перешло в резню! Он надеялся, что Филипп и молодой Ломакс выживут. Германдцы едва ли могли рассчитывать на его симпатии, но эти двое мальчишек были достаточно похожи на него, чтобы быть ему сыновьями.

Они прибыли в парную столицу и в объединенный дворец за удивительно небольшое время. Солдат помогал колдунье держаться в седле. Затем они въехали в сам дворец: он был наполовину голубой, наполовину белый, граница цветов проходила прямо по большим воротам и по подъездной аллее.

Они спешились, и генерал тут же окончательно превратился в колдунью и рухнул на землю. Она не шевелилась, лежа поперек поделенных ровно пополам белых и голубых камней. Может быть, она уже умерла. Сент-Хеленс вместе с канцийцами следил не шевельнется ли она.

Из дворца выбежали двое очень маленьких мальчиков. Один был одет во все голубое, другой — во все белое. На обоих были большие кружевные воротнички. Они подбежали к колдунье и опустились рядом с ней на землю, трогая ее, обнимая и плача.

«Бедные ребятишки! — подумал Сент-Хеленс. — Она была всем, что у них было».

Неожиданно мальчик в голубом поднялся на ноги и куда-то указал, его лицо было красным и перекошенным от гнева. Маленькая золотая корона на его голове свидетельствовала о королевском ранге.