Съев пирожное, Символист вновь заговорил, на этот раз негромко.

Он несколько успокоился. Когда зашел к Пимскому и увидел, что тот пьян, решил покуражиться. Ему было смешно оттого, что Пимский его не узнает и пропускает уколы. Но потом стало не до смеха. Сообразил, что Пимский его не узнает вовсе не из-за Бахуса, и не прикидывается. С такой петрушкой Символист столкнулся впервые. Во все их прошлые встречи, в иных мирах, узнавание происходило мгновенно, да иначе и быть-то не могло. Как два полюса магнита чуют друг друга, так и эти два заклятых врага, воюющие чуть ли не самое Вечность, узнавали о присутствии противника в этом мире на любом расстоянии.

А на сей раз, мало того что Символисту пришлось изрядно потрудиться, разыскивая Пимского, так этот самый Пимский и в самом деле ничего не помнил. Символисту подумалось, что это неспроста, что сила, которая стоит за Пимским, устроила ему неожиданную ловушку. А ведь и Символист в этот раз, в этот мир пришел не с голыми руками. Имелось у него тайное оружие. Если бы только Пимский помнил — ничто бы тогда не спасло ни его, ни его друзей-соратников.

И Символист сорвался, потерял самообладание. Но поняв, что и это всё ни к чему, — ни к чему не вело даже убийство Пимского, — Символист решил действовать иначе. Имелся у него и другой план, более изощренный. Если крепость нельзя взять приступом, в силу невидимости ее стен и защитников, так возьмем подкупом. Авось, кто-то и покажется, выйдет из невидимых ворот.

Итак, Символист заговорил негромко.

— Слушай, Пимский, внимательно меня слушай. Вы всегда проигрывали. Всегда. Никогда и нигде вы не могли избавиться от нас. А наша власть только росла. В чем была наша власть? В том, чтобы не было вашей абсолютной власти. Но теперь всё меняется. Теперь наша власть — чтобы вас не было совсем. Вы обречены. Это предсказано издревле во всех мирах. И ваш хозяин прекрасно осведомлен. Он жертвует вами. Для него ничто были страдания ваши и множества существ, ради которых вы якобы стараетесь. Вы думаете — вы бессмертны? Вы думаете — вы непобедимы? Не-ет! — Символист Василий помахал пальцем перед носом Пимского. — Вы исчезнете из всех миров! Все и бесследно. Ты понял, бесследно! Если не думаешь о себе, хоть о других подумай. Ты всё равно вспомнишь, рано или поздно. И тогда твоих друзей в других мирах ничто не спасет. Их ждет небытие. Я мог бы сейчас говорить это твоему двойнику, как его, кстати, зовут?.. — Символист сделал паузу, внимательно глядя на Пимского.

Тот молчал, хотя и вполне осмысленно, но что с того?

— Тебе выпал исключительный шанс, один из миллиарда миллиардов. Я дарую тебе вечность. Скоро ты поймешь, насколько я прав. Не опоздай присоединиться к сильнейшему! Вселенные станут одним миром, новым мирозданием, нашим мирозданием! Всякая сущая ныне жизнь истребится. Мы создадим новые сущности, гораздо более разумные и правильные. Смотри, не опоздай стать на сторону Хозяина Мира! Ибо близится последняя битва.

Символист вещал. Он расхаживал по кабинету, жестикулировал и гримасничал. Мысленно он уже видел эту титаническую картину гибели вселенных. И был в числе демиургов нового миропорядка.

Но вот он остановился, глянул на часы. И уже иным, вполне деловым тоном, произнес:

— Ну вот-с, и поговорили, господин приват-доцент. Я вас навещу намедни. Вы обдумайте мое предложение. Спешить не надо. Главное, чтобы мы оба могли поговорить по существу. Надеюсь, к сроку вы вспомните, откуда пришли и куда, собственно, идете. Да. Пирожные были неплохие, но орех перезрелый. Можешь себе позволить самые лучшие продукты, а такую гадость покупаешь.

Символист натянул плащ и вплотную приблизился к Пимскому, всё так же сидящему в кресле. Василию то ли показалось, то ли так оно и было — Пимский ныне в полной его власти, что его воля, которую Символист никогда не мог победить, на этот раз побеждена. Поэтому он пошел на последний трюк, который проделывал только с простыми смертными. Он подхватил бронзовый поднос, на котором приносил из кухни еду, взял его под мышку и, обернувшись к Пимскому, промолвил:

— Ну, что ж, теперь и ты мне должен. Так даже лучше. Жди меня, Пимский, скоро.

И с тем ушел.

Пимский поднялся из своего фантастического кресла, шагнул за бутылкой розового ликера, стоявшей под креслом, где еще недавно сидел Символист, но ноги его подкосились, и он упал на ковер. Упал и забылся сном. Все-таки он был очень пьян.

После встречи с Королем Артуром направление пути Мастера Ри обратилось к северу. Башибузук с кривым ятаганом не досаждал, напротив, сколько б Мастер Ри ни оборачивался, всякий раз видел дремлющего янычара. Для прочих же башибузук был совершенно незрим.

День шел за днем. Постепенно вид местности менялся. Всё меньше попадалось полей с аккуратными стогами сена, деревень и городков, обнесенных надежным частоколом. Лес густел, поля становились всё запущеннее, словно на них давно уже не сеяли и не убирали. Иногда, то на холме, то на одиноком утесе возвышались з'aмки, один нелепее и несчастнее другого. Дорога становилась всё безлюдней. Случалось, за целый день не встретишь ни души: ни пешей, ни конной.

До поры до времени ничто не нарушало однообразия пути.

Беда случилась в лесу. Старый был лес, большой, но ни крика, ни писка зверя или птицы, ни одного живого голоса не слышно было в этом лесу. Лесная дорога была завалена перегнившей листвой, местами ее преграждали стволы упавших деревьев. И к вечеру, когда сгустились сумерки, в голове словно взорвалось, словно ударило изнутри, он даже споткнулся о выпирающий из земли корень и упал. И вдруг почувствовал, что не в силах подняться: слабость и необычайная сонливость. Но, будучи катанабуси, он мог заставить себя действовать помимо желаний и нежеланий тела. Озарилась воля, он поднялся и двинулся вперед, как слепой, держащийся за посох поводыря.