— В твои земли, — закончил за Марбада Зигмар.

— Верно, в мои земли. Но у нас есть Замок Ворона, и нас не так просто оттуда выгнать. Мы все еще владеем землями севернее устья и будем сражаться за них. Но и они не отступят. У них выбора нет, ибо в прибрежных землях едва ли можно вырастить хоть что-то.

— Наши мечи в твоем распоряжении, брат, — пообещал Бьёрн, пожимая руку Марбада.

— Спасибо, они нам понадобятся, — кивнул Марбад. — А если здесь будет нужда в отряде Вороновых шлемов, они придут к тебе на помощь.

Зигмар смотрел, как Марбад с отцом клянутся помогать друг другу, и понимал, что через такие союзы может воплотиться мечта об Империи. С тяжелым сердцем вышел он проводить Марбада.

Солнце стояло высоко, звонким и ясным было весеннее утро. В воздухе все еще стоял отголосок зимних холодов, но в каждом вздохе чувствовалось обещание лета. Отряд Вороновых шлемов в темной броне уже проехал через врата Рейкдорфа, сбоку от всадников шли волынщики, в высоте гордо реяло знамя короля.

С недовольным ворчанием Марбад взгромоздился на коня: негнущиеся суставы усложняли эту задачу.

— Да, прошла молодость, — вздохнул он и расправил плащ, удобнее пристраивая ножны с дивным мечом Ульфшард.

— Мы уже не те, Марбад, — подтвердил Бьёрн.

— Верно, но такова жизнь, брат. Старики должны уступать дорогу молодым, да?

— Полагаю, так и должно быть, — согласился Бьёрн, бросив на Зигмара пытливый взгляд.

Марбад повернулся к сыну друга и, наклонившись, протянул ему руку со словами:

— Прощай, Зигмар. Надеюсь, однажды ты осуществишь свою мечту. Только вряд ли мне суждено дожить и увидеть твою Империю.

— Надеюсь, что увидишь, мой господин, — сказал Зигмар. — Я не знаю более верных союзников, чем эндалы.

— Так ты еще и льстец? — рассмеялся Марбад. — Далеко пойдешь! Ты уговоришь всякого, кого не сможешь победить.

Король эндалов развернул коня, проехал в ворота и присоединился к ожидавшим его воинам. Отряд двинулся в долгий обратный путь, а собравшиеся горожане провожали их пожеланиями доброй дороги.

Всадники переехали реку по Суденрейкскому мосту, проследовали мимо строящихся новых домов на том берегу Рейка. Рейкдорф разрастался, и работы по возведению новых стен для защиты города на противоположной стороне реки не прекращались ни на минуту.

— Нравится мне Марбад, — обернулся к отцу Зигмар.

— Как же его не любить, — согласился Бьёрн. — Когда-то он был могучим воином. Будь он помоложе, то непременно атаковал бы ютонов и прогнал их прочь. Возможно, для племени эндалов было бы лучше, если бы власть поскорее перешла к одному из его сыновей.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Зигмар.

Бьёрн положил руку на плечо сыну и сказал:

— В волчьей стае вожак всегда самый сильный, так?

— Конечно, — согласился Зигмар.

— Он остается вожаком лишь до тех пор, пока ему хватает сил сражаться с молодыми, — продолжал Бьёрн. — Волки понимают, что однажды их вожак состарится, и тогда ему перегрызут глотку. Иногда главарь чувствует, что кончается его время, и уходит из стаи, живет в одиночестве среди чащи и потом с достоинством умирает. Это ужасно, когда с годами мы слабеем и делаемся беззащитными, превращаемся в обузу. Лучше перейти в мир иной, когда еще остались силы, чем умереть беспомощным. Ты понимаешь меня?

— Да, отец.

— Это непросто. Человек любит власть не меньше, чем прекрасную женщину, но нужно уметь вовремя отказаться от нее. Ничто не вечно под луной, и ужасен тот, кто пытается существовать дольше отпущенного ему срока. Он слабеет и бросает тень на память о былой славе.

— Куда мы? — спросила Равенна, которую Зигмар вел через лес на звуки бегущей воды.

Он улыбнулся при виде охватившего девушку нервного возбуждения. Она страшилась того, что оказалась с завязанными глазами так далеко от Рейкдорфа, но также радовалась возможности быть с Зигмаром в это чудное весеннее утро.

— Еще чуть-чуть, — ободрил девушку Зигмар. — Осталось только спуститься. Осторожно, не споткнись.

День выдался ясным, солнце еще только приближалось к зениту, лес звенел от птичьих голосов. Среди деревьев гулял легкий ветерок, тихонько журчала вода по камням.

С приходом весны Равенна приободрилась. Она опять улыбалась. Когда девушки возвращались с полей, Зигмар снова слышал ее смех, который, будто солнечный луч, согревал его сердце.

С той ночи, когда Зигмар рассказал Равенне о своей грандиозной мечте, он начал как-то немного по-другому думать о девушке: вспоминал волосы цвета ночи и покачивание бедер. Да, он мечтал о великих свершениях во имя своего народа, но при этом был мужчиной, а Равенна воспламеняла его кровь.