После выпуска мои друзья рассеялись, словно семена на ветру. Я остался один. Пришлось устроиться на работу на склад в торговый центр, находившийся через улицу от нашей квартиры. Каждый месяц приходили брошюры из различных учебных заведений. Однако Нана всегда говорила, что я слишком беден и не могу позволить себе получить высшее образование.

Я чувствовал, как постепенно заражаюсь ее апатией и смирением с жизнью. Друзья разъехались. Не стало убежища — средней школы. Поэтому я опустил голову, продолжал работать и складывал деньги с зарплаты в дыре в полу нашей ванной. Однажды вечером в воскресенье, освобождая почтовый ящик от макулатуры, я вдруг увидел темный рекламный проспект, на котором блестящими белыми буквами было напечатано «Абердинский университет». Брошюра смотрела на меня сквозь прозрачный пластик мешка для мусора. Я разорвал мешок, взял рекламку и принялся читать прямо на лестнице в тусклом свете.

Абердинский университет. Расположен в Фэрвиче, штат Коннектикут. Основан в 1902 году. Далее был напечатан девиз: «Ех Ungue Leonem» — «По части можно судить о целом». Если буквально: «По лапе можно судить о льве». Глянцевые фотографии обещали все: пологие возвышенности, буйную растительность, высокие деревья, поле с изредка встречающейся тенью от дерева. В центре первой страницы бросался в глаза снимок Гаррингер-холла. Здание выглядело, словно готический собор. На ведущих внутрь ступенях стояли студенты. Блондинки были модно одеты, в косах красовались банты. Молодые люди держали кожаные сумки для книг и неестественно уверенно улыбались. «Ех Ungue Leonem». Каждый студент является представителем Абердинского университета, ныне и до конца дней своих. Особенности сельской местности Новой Англии въелись тебе в кожу, змеей пробрались в твои кости, и там они останутся навсегда — этакие усики плюща, навечно оплетающие руки и ноги…

Обольщение было быстрым и полным. Все остальное являлось формальностью — заявление, запросы о финансовой поддержке и стипендии, рекомендательные письма учителей и моего начальника из торгового центра. Получив уведомление о зачислении, я достал деньги из тайника в полу ванной, купил билет на автобус и кожаную сумку. Через три месяца после прочтения той брошюры на грязной лестнице дома в Стултоне, я, наконец, совершил побег. Моим освобождением стал Абердинский университет.

На следующий день после приезда я шел мимо Моресовской библиотеки, чтобы встретиться с куратором. Внезапно дверь в библиотеку с шумом распахнулась, и по ступеням, слегка пошатываясь, спустился высокий студент. Его светло-русые волосы торчали во все стороны, голубая рубашка была только наполовину заправлена в брюки. Он остановился на тропинке, поправил стопку книг под мышкой, снял очки и поднял их, чтобы осмотреть. Парень оказался выше меня, немногим более шести футов ростом, широкоплечим, с маленьким симметричным лицом.

— Время знаешь? — спросил студент.

Я ничего не ответил, не будучи уверен, обращается ли он ко мне, ведь парень продолжал рассматривать очки.

— Время, — терпеливо повторил он. — Часы есть?

— Пятнадцать минут.

— Пятнадцать минут чего?

— Десятого.

Он снова надел очки.

— Ты когда-нибудь страдал бессонницей? — спросил студент.

Я кивнул.

— Это не очень отличается от сна, — заявил парень. — Не спишь всю ночь, а потом наступает день, и все кажется сном.

Я просто стоял на месте.

— Чем ты спасаешься? — спросил студент.

— Читаю, — ответил я.

Парень рассмеялся.

— В этом-то вся проблема, — последовало пояснение. — От чтения я не сплю.

Студент повернулся и пошел прочь, держа книги под мышкой. Я смотрел, как он исчезает из вида.

Мой куратор, доктор Генри Ланг, был лысым, полным мужчиной с тонкими губами. Он казался неуклюжим, как лошадь, которую усадили в кресло. Его кабинет в Торрен-холле выглядел маленьким и опрятным, говорил о педантичности хозяина в мелочах. Все лежало или стояло в определенных местах, находилось в футлярах, на держателях, в специальных стаканчиках — ручки, очки, карандаши с отдельными точилками, даже зонтик был пристроен в деревянную трубку рядом с вешалкой.

Доктор Ланг снял очки, убрал в коричневый кожаный очечник и посмотрел на меня, держа в руке документы.

— Вы неплохо проявили себя на выпускных экзаменах, — заметил он, достав толстую золотую ручку из футляра. — Правда, я не нашел никаких подтверждений курса латыни в копиях ведомостей.

— Такой курс у нас не предлагался, — пояснил я. — Я учил латынь сам. Мистер Суарес, учитель испанского, иногда помогал мне после уроков.

Доктор Ланг приподнял брови.

— Ну, тогда я уверен, что мистер Суарес будет рад услышать эту новость. Рекомендую вам начать с курса «Латынь-301» Доктор Тиндли — отличный преподаватель. Полагаю, вы собираетесь специализироваться в истории. Правильно?

— Да, сэр.

Доктор Ланг почти улыбнулся. Вернее, верхняя губа попыталась изогнуться в улыбке, но вес лба и плоского широкого носа толкал ее назад, на место.

— Как вы уже, вероятно, знаете, наша кафедра истории — одна из лучших в стране. Я сам — профессор и весьма уважаемый человек на факультете…

По завершении своего толкования-экзегезы он откинулся на спинку стула, и тот заскрипел под профессорским весом.

— Так что, видите ли, Данне, хотя вы добились высоких результатов в средней школе, позвольте предостеречь вас насчет гордости и высокомерия. Человек с вашим финансовым положением не должен пробрасываться предоставляющимися возможностями. Что касается работы в университете, — он бросил взгляд на бумаги у себя на письменном столе, — то вы будете трудиться под руководством мистера Грейвса, старшего библиотекаря.