Шрифт:
Но в последнее время Володя наших отношений не скрывал, он даже их афишировал. Я страшно переживала, я понимала, что Марина для него – человек близкий и необходимый, несмотря на все сложности в их отношениях. И ломать их отношения ни в коем случае нельзя».
Не знаю, действительно ли Оксана испытывала именно такие чувства к Марине при жизни Высоцкого. Марина же, несмотря на уверения Оксаны, при жизни Высоцкого о существовании Оксаны, по крайней мере, в качестве своей самой серьезной конкурентки, даже не подозревала.
Друзья Высоцкого в последний год предчувствовали его близкую смерть. Вот Виталий Шаповалов вспоминает: «Однажды переодевались после спектакля, и Володя говорит:
– Пойдем в одну компанию?
А я знаю, что у него недавно была клиническая смерть. Не пойду, думаю, а то еще замажусь его жизнью. Скажут: «Не спас. Был там, а не спас». Я инстинктивно боялся того, что в конце концов и случилось. Там, в его последнюю ночь, тоже была компания…
– Нет, – говорю, – Володя, печень болит.
И в это время вышел на пару минут. Возвращаюсь – моей майки нет. Его висит – а моей нет. Как он ее схватил? Комплекции у нас совсем разные! Но, видимо, он уже о другом думал, уже в той компании был.
И костюмеры из театра ушли – как идти? Хорошо – лето, и недалеко было: я эту маечку кинул на плечи и «огородами-огородами», задворками добрался до дома, хоть полуголый. Володя на следующий день говорит:
– Слушай, я твою майку вчера взял, как же ты?..
Как-то я говорю Володе:
– Ты знаешь, что-то печень запела! Наверное, звонок прозвонил…
А он:
– Что ты, Шапен, – за одно место держишься, за печень. У меня живого места нет!
Так и сказал. А все спрашивают: отчего он умер? Да он мог умереть от чего угодно – от желудка, от печени, от сердца… Тут не должно быть ни недомолвок, ни недоразумений, ни неясностей: он был очень, очень и очень нездоров. Родился здоровым мальчиком и был физически крепким человеком. Но горел, сгорал.
Стихи, театр, кино, непосильная концертная работа и так далее. Плюс недосыпание, недоедание.
А иначе жить не мог. И в стихах, и нам он говорил:
– Я иначе не могу. Если буду просто длить жизнь, просто небо коптить – так я жить не умею».
При жизни Высоцкого Шаповалов не знал о его наркомании, а после смерти не смел возможным упоминать о ней. Поэтому в его изложении причины гибели поэта сводятся к банальному – сгорел на работе, которой было слишком много и в театре, и в кино, а главное – на концертах. Плюс – непризнание официальными инстанциями его поэтического дара, невозможность публиковать свои книги, очень скупой выход пластинок с песнями, снятие с ключевых ролей во многих популярных фильмах. Но, принимая во внимание алкоголизм Высоцкого, иной раз непредоставление роли в театре или в кино определялось не недоброжелательством властей или конкретных режиссеров. Просто режиссеры, хорошо осведомленные о загулах Высоцкого, предпочитали не рисковать.
Но и не будь у Высоцкого никаких конфликтов с советской властью, его алкоголизм неизбежно проявился бы, принимая во внимание характер его профессии. А уж то, что он с алкоголизмом начал бороться с помощью наркотиков, вообще-то было трагической случайностью, никак с гонениями на Высоцкого не связанной. Но эта случайность во многом была обусловлена недооценкой наркотической опасности в СССР в 70-е годы прошлого века. Не было антинаркотической пропаганды, людям не объясняли с экранов смертельную опасность наркотиков. Подавляющее большинство советских граждан искренне верили, что наркоманы гибнут только на Западе, от кричащих противоречий тамошней жизни. А у нас если кто и балуется наркотой – то помаленькой, легкими наркотиками, без всяких там дорогостоящих кокаина или героина. У Высоцкого был перед лицом пример сына Марина Влади, и клинику в Шарантоне он впервые посетил тогда, когда наркотиками еще не увлекался. Но, к несчастью, пример Игоря мог сыграть с Высоцким злую шутку. Ведь сыну Влади все-таки удалось победить пагубную страсть. Высоцкий же рассчитывал, что до того уровня наркозависимости, до которого дошел Игорь, он, Высоцкий, никогда не дойдет, а потому и подавно сможет легко победить наркоманию, когда пожелает. Но действительность преподнесла ему страшный сюрприз. Для гибели гениального актера хватило трех лет на игле.
Доходы и долги Высоцкого
В 1968 году Высоцкий с тоской писал своему другу поэту Игорю Кохановскому: «Ебаная жизнь! Ничего не успеваешь. Писать стал хуже – и некогда, и неохота, и не умею, наверное. Иногда что-то выходит, и то редко. Я придумал кое-что написать всерьез, но пока не брался, все откладываю – вот, мол, на новой квартире возьмусь. А ведь знаю, что не возьмусь, что дальше песен не двинусь, да и песни-то, наверное, скоро брошу, хотя – неохота…» Положение было сложное. Денег катастрофически не хватало. Зарплата на Таганке была более чем скромной. В кино Высоцкого снимали редко, особенно в главных ролях. И причиной этого были, пожалуй, даже не гонения властей, а все чаще повторявшиеся запои. Высоцкий уходил в пике, и съемки приходилось останавливать на несколько дней. Из-за простоев студии несли убытки. Поэтому многие режиссеры зареклись снимать Высоцкого. Правда, с 1966 года начались публичные концерты, но гонорары за них были еще не слишком велики.
В тот момент Высоцкий, кажется, еще не осознавал, что песни – это и есть его главный вклад в поэзию и шире – в культуру. И тогда же, в 68-м, в ответ на очередную газетную кампанию против своего творчества, Высоцкий написал одну из самых сильных и знаменитых своих песен – «Охота на волков»:
Рвусь из сил и из всех сухожилий, Но сегодня – опять, как вчера, — Обложили меня, обложили, Гонят весело на номера. Из-за елей хлопочут двустволки — Там охотники прячутся в тень. На снегу кувыркаются волки, Превратившись в живую мишень. Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников – матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Не на равных играют с волками Егеря, но не дрогнет рука! Оградив нам свободу флажками, Бьют уверенно, наверняка. Волк не может нарушить традиций. Видно, в детстве, слепые щенки, Мы, волчата, сосали волчицу И всосали – «Нельзя за флажки!». Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников – матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Наши ноги и челюсти быстры. Почему же – вожак, дай ответ — Мы затравленно мчимся на выстрел И не пробуем через запрет? Волк не должен, не может иначе! Вот кончается время мое. Тот, которому я предназначен, Улыбнулся и поднял ружье. Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников – матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Я из повиновения вышел За флажки – жажда жизни сильней! Только сзади я радостно слышал Удивленные крики людей. Рвусь из сил, из всех сухожилий, Но сегодня – не так, как вчера! Обложили меня, обложили, Но остались ни с чем егеря! Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников – матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков.