— Инносенцио…

— Ино! Пожалуйста, называйте меня Ино! Я уже третье поколение!

— Ино, сделайте одолжение, говорите по делу. Я плохо себя чувствую.

— Я думал, что с ума сойду! Но потом натолкнулся на этого старика по имени Майк Бенбаум. Мне просто повезло с ним. Подходит этот старик и спрашивает, работаю ли я в отделе помощи неимущим, говорит, что Бетти посоветовала ему найти меня. Это же клад, он знает все об этом доме! Все!

— Просто скажите мне, сколько там пустых квартир, ладно? — В голосе Мудроу уже звучало напряжение. В голове что-то стучало, как молотком, и ему хотелось только одного — цифры, которую назовет Кавеччи.

— Сегодня, в три часа дня, было тридцать. Но самое удивительное, что часть людей уже сматывается. Я и говорю, в это вообще трудно поверить! В любых трущобах я могу организовать людей. А здесь, на Холмах Джексона, у жильцов водятся кое-какие деньжата, они прячутся в своих квартирах, как кролики. Вот и пойди поработай с ними!

— Да, — вздохнул Мудроу, — пойди поработай! Спасибо, что позвонили.

— Вы что, устали?

— Да. Я устал.

— Ну еще одно до того, как вы повесите трубку. Я наткнулся на азиата по имени Азиз. Он сказал мне, что целая серия уведомлений о выселении появилась и в двух других домах.

Через десять минут позвонила Леонора Хиггинс. Мудроу все еще лежал в постели, но не спал. После разговора с помощником юриста он принес с кухни бутылку бурбона и, задумавшись, потягивал напиток.

— Да, — ответил он резко.

— Стенли?

— Леонора?

— Да, это я.

Мудроу насторожился. В глубине души он не был уверен, что владелец «Джексон Армз» имеет отношение ко всей этой операции, но пусть хотя бы его имя станет маленькой и единственной сегодняшней победой.

— У меня для тебя плохие новости, Стенли, — услышал он. Леонора понятия не имела, как ужасно все сложилось у Мудроу и в каком состоянии он находится. У нее самой был длинный тяжелый день, и она мечтала о горячей ванне, стакане белого вина и теплой постели. — Сегодня вечером, после суда, я добралась до банка данных Агентства по сохранению и развитию недвижимости. Имени владельца там не оказалось. И в том, другом агентстве также не зафиксировано это имя. Собственность во владении корпорации, и везде есть только ее название — «Болт Реалти».

— Но как же так? Как можно наблюдать за кем-либо, если даже не знать, за кем наблюдаешь? А вдруг это сам Гитлер, черт побери, им и на него наплевать? — Внезапно вернулась головная боль, которую Мудроу потопил было в новой порции бурбона «Дикая индейка».

— Ты прав, Стенли, но только отчасти. Если бы в Нью-Йорке узнали, что Гитлер владеет собственностью, тогда политиканам пришлось бы потрудиться, чтобы защитить собственные задницы. Именно поэтому они и не хотят никакой информации. Не хотят знать ни о чем. Вот тебе факт — везде одни и те же сведения. Записаны данные о средней квартплате, размерах и характеристиках собственности, состоянии дома. Я могу назвать тебе дату, когда было завершено строительство, количество комнат, ежегодный доход от эксплуатации здания, на сколько увеличена в последний раз плата за жилье…

— Ну ладно, — простонал Мудроу. — Я тебя понял. — Он попытался растереть эпицентр боли, которая распространялась уже по всему лбу. — Но ты говорила, что можешь попробовать найти информацию где-то еще.

— Я сейчас пытаюсь выйти на документы компании, посмотреть бумаги, подаваемые для сертификации. Но знаешь, на меня наткнулся один из работников отдела и устроил истерику.

— Подожди минуточку, Леонора. — Мудроу выпрямился на кровати. — Ты смотри, не вляпайся в дерьмо из-за этого дела. Не вздумай рисковать, потому что мы даже не знаем, насколько необходима эта информация.

Леонору очень согрела его забота, и она улыбнулась трубке.

— Знаешь что, Стенли. Ты очень мил. Очень-очень мил.

— Да, мил, как кукла, — согласился Мудроу, потягивая спиртное. — Я действительно имею в виду то, что говорю. Не подставляйся из-за этого дела.

— Не беспокойся, Стенли. Опасности никакой нет. Но мне лучше там не появляться в течение ближайших двух недель.

— Могу ли я тебе за это время чем-нибудь помочь?

Мудроу не отнес свою бутылку на кухню после того, как Леонора Хиггинс повесила трубку. Разочарование — всегда часть работы полицейского. Как правило, приходилось проводить по пятьдесят бесплодных, никому не нужных бесед, чтобы найти хоть одного свидетеля. Десятки раз замерзать зимой в видавшем виды «додже», чтобы заснять на видеопленку хоть одну сделку по продаже наркотиков. Но теперь Мудроу просто взбесила система, которая регулировала индустрию недвижимости, не интересуясь именами тех, над кем надзирает. Проработав тридцать пять лет в полиции, Мудроу понимал — карты у всех разные. И карточные столы, черт возьми, тоже! Впрочем, он привык видеть в основном то, что происходит под карточным столом. Так было всегда. Большая часть его деятельности прошла на восточной территории города, уставленной полуразвалившимися домами. Вот почему его выводил из себя страх перед тем, что он не знает других игроков и правил игры.

От этих размышлений его отвлек вновь зазвонивший телефон. Последний звонок, решил Мудроу, а потом — спать (или по крайней мере потушить свет). Как он и надеялся, это был Пэт Шиман.

— Мудроу? — Голос Шимана звучал резко и нетерпеливо. — Во-первых, спасибо тебе за то, что ты послал сюда этого парня по поводу выселения. Он говорит, Луи не надо будет являться в суд. Юрист возьмет все на себя. Так что спасибо.

Мудроу легко распознал некоторую холодность в голосе Шимана. Он очень хорошо знал тюремные нравы, ненависть к полицейским была так же естественна, как и биение пульса. Мудроу с этим сталкивался ежедневно и уже привык. Однако Шиман у него в долгу, и грех не воспользоваться его помощью.