Чтобы выяснить это разом, я заглянул в оранжевую палатку студента Коровина, где и одному-то тесно, и где тем не менее находились двое – он и Евгения. Хихикая, они пялились в ноутбук, а рядом стояла воняющая табачным перегаром жестянка, где уже белел новенький окурок.

Я протянул руку и взял консервную банку. Труда это не составило, палатка маленькая.

– Кто?

– Ты мешаешь нам работать, Алишер! – холодно заметила Плавич. При этом она пыталась закрыть какие-то окна на мониторе. Виндоуз, как это ему свойственно, отвечал растерянными тилибомканьями. Я вытянул шею и заглянул, что они там изучают. Ничего особенно неприличного. Брачные игры ламантинов.

– Я спрашиваю, кто выбрасывает окурки на снег в окрестностях Шамбалы? – повторил я вопрос. По – моему я говорил достаточно спокойно.

– Не надо на меня орать! – сказала Женя Плавич. – Не надо агрессии в окрестностях Шамбалы.

– А может быть не надо хамить старшим?

– А может быть не надо слишком много о себе воображать?

– А может быть не надо было говорить, что читала мои статьи?

– А может быть не надо было заглядываться на эту идиотку с волосами до пяток?

– Алишер Эдгарович, – сказал Владик Коровин: – это я курил «Честерфильд». Это решает проблему?

И в этот момент мы услышали крик издалека.

– Скорее! Скорее! Там что-то случилось!

21 час.

У нас проблемы.

11 ноября.

Черт их разберет, что за люди местные полицейские. По – моему, на вид это никак не китайцы. В любом случае их понимает только Владик Коровин, но следом за Владиком постоянно ходит Женя Плавич с демонстративной сигаретой в зубах.

Снегоход и профессор Ван Хаартман так и лежат под огромной прозрачной льдиной, сорвавшейся в пятидесятиметровую щель. В бинокль отлично видно иероглифы на раздавленном бензобаке и широкую заледенелую улыбку румяного голландца. Невдалеке лежит раздавленная гитара.

Хотя мы остаемся на месте, больше не мерзнем, поскольку на склоне Деревацкого пика поставлены две военные палатки китайской народной армии с подогревом. Там нас держат под домашне – палаточным арестом.

Похоже, из всей экспедиции только я в ночь перед преступлением слышал крики из палатки Хаартманов. Еще мог их слышать старик Тойли, но его увезли на санитарном снегоходе. Говорят, переохлаждение. Я никому не рассказал про крики «Ложь!» и «Обман!» в ночь перед гибелью ее мужа. Вдруг наш честный студент как-нибудь не так переведет?

12 ноября.

Расследование зашло в тупик. Нам не дают возможности пользоваться рацией, а сотовые телефоны здесь не ловят точно. На вчерашнем допросе я понял, что мне не верят. Видите ли, не могли доблестные китайские пограничники проглядеть санитарный вертолет, увезший Закса. И, видите ли, курс золота к платине за последние два года ни разу не падал и предполагать такое нелепо.

13 ноября.

Говорят, при попытке перехода границы задержан Агей. Нам с ним, естественно, поговорить не удалось. Вообще, режим довольно свободный – гуляй хоть днем, хоть ночью. Все равно без ослов и мулов мы отсюда далеко не уйдем. Мулы очень понравились здешним полицейским. Они хлопают себя по бедрам и причмокивают.

14 ноября, ночь.

Удивительная ночь. В соседней палатке заунывно поет под гитару Борис. А мы беседуем с Ириной при свете звезд. У нее была очень тяжелая жизнь. Она родилась в Липецке, рано закончила школу, поступила работать в цветочный магазин и была отправлена на стажировку по выращиванию тюльпанов в Гаагу. Там и познакомилась с будущим мужем. Он интересовался тюльпанами. Этот профессор университета, оказывается, интересовался чем угодно, генной инженерией, цветоводством, поисками Шамбалы. Потребовалось выйти за него замуж и промучаться года три, чтобы понять, кем он был на самом деле.

Обыкновенным самодовольным проходимцем, только и ждущим, чтобы урвать от каждого благородного начинания кусочек пожирнее. Никаких подарков Ира не видела со дня свадьбы, даже мулы эти несчастные были не куплены, а взяты на обкатку в питомнике каких-то швейцарских генетиков, акционером которого, конечно же, был профессор Хаартман. Чтобы сфотографировать их высокую проходимость в условиях высокогорья и вывести на международный рынок продукт исследования швейцарских друзей.

Чертовски утомительно вести беседу, когда собеседник отвечает только «возможно и безусловно».

И еще. Оказывается, в Липецке нет никакого педагогического института!

15 ноября. Ночь.

Как сообщить полиции о подозрениях в отношении переводчика, если общаешься с полицией через переводчика? Размышляя об этом, я стоял над пятидесятиметровой трещиной, где нашел свое упокоение Хаартман. Китайцы – непохожие на китайцев – лазали туда раз десять, со страховкой и крючьями, но ничего, по – моему, ценного не нашли.

Интересно, что если замерить магнитные поля над местом трагедии? Вопрос чисто теоретический, поскольку Борис впал в депрессию и ничего кроме гитары в руки не берет.