Шрифт:
Все эти и подобные соображения склоняют меня в пользу кристаллизации элементов, после того как их принесло сюда водой. Но откуда взялись те потоки, что доставили в одно место обломки органических пород, которым предстояло превратиться в алмазы? Установить это было бы весьма важно. Если бы удалось добраться до начальной точки, откуда начался путь алмазов и где их, конечно, гораздо больше, чем в тех мелких залежах, которые разрабатываются в настоящее время, моя теория была бы полностью доказана, и я был бы счастлив. Но заниматься этим я не смогу, ибо срок командировки подошел к концу.
Мне больше повезло с анализом скальных пород…»
И молодой инженер, продолжая рассказ, перешел к техническим деталям, которые представляли для него самого и его корреспондента, несомненно, большой интерес, но о которых неосведомленный читатель мог бы оказаться иного мнения. Вот почему представляется благоразумным его пощадить.
Закончив к полуночи свое длинное письмо, Сиприен погасил лампу, улегся в гамаке и заснул сном праведника. Работа сняла остроту его переживаний — по крайней мере на несколько часов, однако не раз еще молодому ученому являлось во сне милое видение, и ему как-то показалось, будто она просила его не отчаиваться!
Глава IV
ВАНДЕРГААРТ-КОПЬЕ
«Конечно, надо уехать,— сказал он себе на следующий день за туалетом,— надо покинуть Грикваленд! После того, что я выслушал от этого дяденьки, остаться здесь хотя бы на день значило бы проявить слабость! Он, стало быть, не хочет отдать за меня свою дочь? А может быть, он прав? В любом случае, ссылаться на смягчающие обстоятельства — не мое дело! Как бы ни было больно, я должен принять приговор, как подобает мужчине, и надеяться на будущее!»
Оставив колебания, Сиприен занялся упаковкой своих приборов в ящики, которые он сохранил, используя их вместо буфетов и шкафов. Он взялся за дело с жаром и уже час или два усердно работал, когда через открытое окно вместе с утренней свежестью до него, словно пение жаворонка, донесся чистый прозрачный голос, выводивший одну из очаровательнейших песен Томаса Мура: [33]
It is the last rose of summer.
Left blooming alone,
All her lovely companions
[33]Мур Томас (1779-1852) — английский поэт, по происхождению ирландец. Широкую известность приобрели его «Ирландские мелодии», многие из которых стали народными песнями (русские переводы — П.А.Вяземского, И.И.Козлова и др.).
Are faded and gone…
Сиприен подбежал к окну и заметил Алису, спускавшуюся к страусиному загончику, с полным фартуком яств на их вкус. Это она встречала песней восходящее солнце.
I will not leave thee, thou lone one!
To pine on the stem,
Since the lovely are sleeping,
Go, sleep with them…
Молодой инженер никогда не считал себя особенно чувствительным к поэзии, однако эти стихи глубоко тронули его душу. Прислонившись к окну, он, затаив дыхание, слушал или, лучше сказать, упивался этими сладкими звуками.
Пение оборвалось. Мисс Уоткинс раздавала своим страусам корм, и было приятно видеть, как они вытягивают свои длинные шеи и неуклюжие клювы навстречу ее маленькой дразнящей ручке. Закончив кормление, она пошла обратно наверх, продолжая напевать:
It is the last rose of summer,
Left blooming alone…
Oh! who would inhabit
This black world alone?… [34]
Сиприен стоял на том же месте, с увлажнившимся взглядом, словно окаменев в очаровании.
[34]Вот последней розы венчик алый,
В последний раз украшен сад.
Ее подруг уже не стало —
Увял их праздничный наряд.
Я помогу тебе, сиротке,
И не оставлю здесь одну.
Ушли подруженьки-красотки.
Ты с ними отойди ко сну.
Вот летней розы венчик алый,
В последний раз украшен сад.
О! Кто порою запоздалой
Один во тьме остаться рад?
(Перевод М. Миримской)
Алиса возвращалась на ферму, ей оставалось пройти метров двадцать, когда шорох поспешных шагов заставил ее обернуться, затем вдруг остановиться.
Сиприен, повинуясь непреодолимому желанию и выбежав из дома с непокрытой головой, торопливо шел за ней следом.
— Мадемуазель Алиса!…
— Месье Мэрэ?…
Теперь они стояли друг против друга в свете восходящего солнца, на дороге, окаймлявшей ферму. Посреди пустынного пейзажа их тени четко вырисовывались на перегородке из струганых досок. Теперь, вновь оказавшись рядом с девушкой, Сиприен, казалось, сам удивлялся своему порыву и молчал в нерешительности.
— Вы хотите мне что-то сказать, месье Мэрэ? — спросила она с любопытством.
— Я должен проститься с вами, мадемуазель Алиса!… Я уезжаю прямо сегодня! — ответил он не очень уверенным тоном.
Легкий румянец, игравший на нежном лице мисс Уоткинс, разом поблек.
— Уехать? Вы хотите уехать!… Куда? — упавшим голосом спросила она.
— На родину… Во Францию,— ответил Сиприен.— Мои работы здесь закончены! Научная миссия подошла к концу. В Грикваленде мне делать больше нечего, и я обязан вернуться в Париж…